Ужи-Палучато - огненные ужи

Рассказы об огненных УЖАХ (их порой называют ПАЛУЧАТАМИ), которые к тому же летают, да еще и богатство в дом приносят, кажутся не только невероятными, но и странными — взбредет же людям такая фантазия! Однако, ни о чем так просто не рассказывают...

Тысячу лет назад славяне не веровали в Христа. Но Бога чтили, и не одного, а несколько богов. Думали, что живет на небе могучий Перун — бог грозы: огня и молнии; бог сильных духом мужчин, покровитель воинов. И была у него жена: длиннорукая, с большой головой и распущенными волосами богиня по имени Мокошь. Она покровительствовала женским работам, особенно прядению; слала на землю дождь, дарила плодородие. Там же, на небе — на высоком престоле, покрытом шерстью — восседал крылатый змей Волос, бог подземелий, бог умерших, бог скота и бог богатства.

Каждый славянин прекрасно знал миф о том, как змееподобный Волос соблазнил замужнюю Мокошь, у которой по такому случаю родилось толи 7, толи 12 детей. Разгневанный супруг Перун поразил громовыми стрелами любовника змея; досталось и Мокоши: ее он превратил в божью коровку, а 12 внебрачных детишек — в змей, лягушек, мух, комаров и проч., и только последний, двенадцатый, уцелел.

Теперь уже никто такое не расскажет. Уверовав в Христа, славяне отказались от прежних богов, но до конца, видно, так и не позабыли.

Итак, летающий Уж-Палучонок и есть славянский бог Волос (не он сам, так его потомок). Свергнутый с неба, он теперь летает по волости Кадка. Не зря же такое чудо видели во всех кацких деревнях. В Дьяконовке, например, нарочно следили: «летит на небе огонёк, летит — и в дом».

В Нефине народ поглазастее:

— Да как Уж-то летает? — удивились моему вопросу. — Да как огонь летит, и как хвост сзади. Летит, летит к дому на Прогоне — и в трубу упадет!

Поскольку стародавний Волос— бог богатства, то и Уж-Палучонок не просто так летает — он приносит в дом достаток.

— Жила у нас на Прогоне в маленькём домике бабка Саша, — вспомнили дьяконовские.

— Все говорили, к ней Уж летает. У ней для него и кринки расставлены — он в них молока натаскает. И сундуки раскрыты — туда он рожь принесёт...

Чаще всего Уж-Палучонок добывает молоко или молоснину — молочные продукты: масло, сметану... Добро переносит в собственной глотке, и при желании может заняться рэкетом:

— Сидели мы под окошком — низенькой такой дом стоял — дак вот, сидели мы: я, брат, кто-то еще. А уже поздно: вечер, нехорошо темнеет.

Глядим — вылетает! Вот что шляпа, и хвост огненный. А по хвосту как рубят — искры летят.

Брат говорит:

— Кричите «Аминь!», он и бросит, чего несет.

Мы как закричим! Не помогло... Видать, пустой летел... Кстати сказать, кацкари уверены, что некоторые люди оттого богато живут, что с Ужом знаются. Зажиточных крестьян, «кулаков» по-революционному, в Кадке так и звали — «ужи».

— Говорили, что к родителям Уж летает. Мол, вот он им сколькё натаскает! — рассуждает собеседница из Мартынова.— А ведь невдомек, что родители-то все своим трудом наживали. Папа мой, вот какой хлебороб был, такую семью кормил — нас у него шесть детей росло. Он и ночи не усыпал, осенью и ночевал в риге!

Народ считал Ужа-Палучонка нечистой силой: все-то у него не-полюдски, вот и в дом он проникает не через дверь или хотя бы через окно, а исключительно сквозь трубу. Но больше всего его выдает боязнь креста:

— Был в нашей деревне портной, — вспомнили подходящий случай нефинские старожилы. — Жил в постяльцах. И вот приметил он, что, как вечер, оберёт хозяйка кринки и утащит в летнюю избу. Подкрался раз тихонечко, глянул — на полу пустые кринки стоят. Любопытно ему: встал утром чуть свет — а кринки полные молока!

Другой раз ночью взошел он в летнюю избу да и перекрестил кринки. Утром догадался по хозяйке, что кринки пустые. Знать, Уж не прилетел и молока не принес.

Вы обратили внимание, что Ужи прилетают исключительно к представительницам слабого пола? В этом тоже отголосок древнего мифа.

Но за все нужно платить, а за такую преступную связь тем более. Как ни хорошо, ни сытно жилось, имея в помощниках Ужа-Палучонка, смерть придет ужасная (вспомните Августу)...

Впервые я задумался о ней в том же Юрьевском. Ах, как тогда замечательно разговорились мои собеседники — только успевай записывать.

— Про Кубариху говорили, — вспомнил первый из них,— будто она с Ужом знается.

— Про Кубариху не знаю, — возразил второй, — а вот толковали, бабушка Наталья имела связь с Ужам. Они для нее молоко таскали. И будто бы тайну свою перед смертью обязательно передать надо. А не передашь, будешь умирать, тебя скрючит-скрючит — в печку и закрючит! Она в печи и умерла. Так и говорили о ней: «Ужи запрятали в печку бабку Наталью!»

— Да нет, — перебили его,— она не совсем так умерла. Пришла она как-то к маме: «Таня, я попариться хочу!». А парились тогда в печке и под (т. е. печной пол) соломой выстилали. Но соломы не оказалось — не жали еще; мама ей сена дала.

Постлала старая сена, в печь залезла и устье заслонкой закрыла. Парилась, парилась, да умалела, видать — голову-то на жаратошник и положила. Вытащили ее еле живую. А через неделю померла бабушка Наталья...

...Слушал я, слушал и думал: печь — это не спроста. В ней полыхает огонь — бог Перун вновь карает женщину за ее преступную связь со змееподобным Волосом.

Поверье это потому задержалось в памяти что истинно бывало, старики умирали в печках. Нет, не ради экзотики туда забирались — дело в том, что вплоть до 50-х годов XX столетия кацкари не знали бань. Мылись в печках (вот почему в Кадке совершенно не развит культ банника и баня считается чистой от разных черных сил постройкой).

Так вот: конечно же, бывали случаи, когда старый человек, забравшись в протопленную печь помыться, там и умирал. «Экак его за знакомство с Ужом», — качали головами тогда в народе.

Смерть может быть другой (правда, реже), но не легче.

В деревне Мартынове, в самом ее центре, на месте теперешнего дома В. А. и М. И. Виноградовых, стояла изба Оксёна Липатова окнами на Прогон. Жила с ним бабка Офимкя; в народе говорили, что она колдунья: нелюдима, ни с кем больно то не разговорится — маленькие дети ее особенно боялись.

Совсем одряхлела бабка Офимия. Пора бы помереть, да никак не может — какая-то сила ее постоянно с кровати скидывала. Подымут ее, на постель уложат, обыгнут — глянь, а бабка опять на полу...

Забрался Оксён на чердак и, как ему посоветовали, над тем местом, где старуха лежала, выбил потолочину. Тут же все успокоилось.

Похоронили. Поминки. Вышел Оксён на двор — глазам не верит: стоит овца без... шерсти! Одна кожа, гладкая такая, как коленко. Так овцу и зарезали.

А по деревне шептались: оттого, мол, чудеса, что бабка Офимия не успела передать свое; с Ужам, мол, она зналася!

Случилось бы то лет на шестьсот-семьсот пораньше, знающие люди обязательно бы добавили: неспроста овца полысела, шерсть ее сам бог Волос забрал — не зря сидит он на троне из шерсти. (Вспомните, кстати: чтобы корова домой ходила, выстригают между рогов шерсти и кидают на двор).

И все-таки — почему УЖ?

Может, я не прав, но, кажется, здесь произошло объединение двух религий; культ змееподобного летучего бога Волоса слился с почитанием обыкновенной, вполне земной Змеи.

Произошло это так. Кацкари (да будет вам известно) — потомки славянского племени кривичей и финно-угорского племени меря. Славяне верили в Волоса, меряне поклонялись Змее. Причем, очень серьезно поклонялись; не однажды я слышал:

— Нельзя убивать змею, заползшую в деревню! Иначе кто-нибудь умрёт из деревенских.

Налицо самая прямая связь Змеи с человеческой жизнью: покуда жива Змея, жив и человек.

По-видимому, меряне считали Змею своею прародительницей; иначе говоря, думали что произошли от Змеи. То-то, а мы наладили — от обезьяны да от обезьяны!

Теперь становится понятно, отчего так много змей в наших наличниках — Змея, покровительница человека, охраняет и его дом.

Резной наличник с Летучим Змеем
Фото с сайта газеты «Куть»

Но время шло. Теперь кривичи и меряне один народ, а Волос и Змея одно божество. По-этому, рассказывая о славянском огненном змее, невольно сбиваются на мерянскую Змею (на ужа, конечно, у нас ужи водятся):

— В нашой деревне два дома были, в которые ужи летали, — это в Нефине рассказали. — На прогоне мужик жил дак все смотрели: летит к нему Уж, летит да упадёт.

Раз была в их доме беседа, дак ведь Уж-то из-под лавки и вылез! А хозяйка — успокаивать: «Да ничего, ничего...».

А умирала — мучилась. У ней весь живот вздуло, хоронили — платком накрыли» [1].

Название Змеев – Получата – встречается и в «Сказке о происхождении кикимор», в книге И. П. Сахарова «Русское народное чернокнижие», изданной в 1836 году в Москве.

А жито когда зацветёт, заколосится, тоже непросто!
Лету-то долго ещё до жатвы. Всякое приключиться может!
Аль потрава какая, аль засуха, аль буря- ураган…
Так от тех неурядиц дело есть.
В день один, что в народе « духовым днём» зовётся[2],
В который земли-матушки не бередят, не касаются,
Что в аккурат за семицкой неделею…

Так вот в ночь-то перед этим днём, на поле дальнее,
Что от проезжих дорог в стороне,
Чествовать идут хлебопашцы духа полевого.
Да дары с собой несут, дары не простые:
Два куриных яйца, да старого безголосого
Чёрного петуха, украденного у добрых соседей накануне.
Ай, не смейтеся! Всё не просто! Ай, не просто!
Соседям-то от того только польза!
Ведь петух тот чёрный, что семи лет от роду прожил,
Яйцо снести может, в аккурат, на Купалу!
Да! Не смейтеся!

Каменное яйцо.
Фото с сайта газеты «Куть»

Верьте — не верьте, а яйцо такое у меня припасено!
Вам на погляд принесла!
Вот! Каменное!
Пролежит яйцо это в навозе незамеченным 7 недель,
Из яйца вылупится змей огненный, Получато, у нас его звать.
Земля-то его не носит, а только камень! От того и яйцо каменное!
Да вот ещё что, на какой камень змей тот сядет,

На том камне след оставляет! 

Камень с отпечатками Змея.
Фото с сайта газеты «Куть»

Но старые то люди говорят,
Что не только камни от змеев тех страдают,
Но и честной народ,
Что за богатствами и удовольствиями потянулся!
«Но скажу вам по секрету, чтобы сильно то не стращать.
Говорят же люди старые, жизнью мудрёные,
Что коли в совести, чести, да радости жить будешь,
То тебе и страсти ни какие нипочем!
Не потому ль над оконцами светлыми, радостными
Домов наших деревенских, раз от разу,
Змеев летучих, что Получатами звать,
В вырезах увидеть можно,
На счастье, говорят, богатство, да благоденствие,
Да ещё на науку!..
А чтобы познать то её, науку эту,
Нам целая жизнь, говорят, и даётся…»[3]