следующая тема »

[Ключ]

Ключ

Шёл дождь. Почему-то он был не холодный, хотя и стояла середина ноября. Хотя, почему он должен быть холодным? Может, это потому что сравнивалось с Москвой? Ещё живы были в памяти вчерашние высушенные лёгким морозцем лужи, застеклённые мутно-кристаллическим панцирем.
Здесь, в Питере, дождь был даже приятен. Тёплый такой ноябрьский дождик. Иные дождинки залетали под очки и прилипали к глазам, но это вовсе не раздражало. Главное, чтобы на стекло объектива не капало – такую прелесть просто необходимо было запечатлеть. Потом можно будет кому-нибудь показать.

Вокруг была тёмная позапрошловековая красота. Некоторые дома были подсвечены и сияли яркими пятнами на фоне тёмного неба и ещё более тёмной мостовой. Но особенно красивы были те дома, которые виделись в отражённом свете. Они, словно миражи, выступали из тёмной тени то вычурным балконом с кариатидами, то портиком с колоннами, то загадочно подмигивали вдруг всблёскивающими стёклами окон.
В них была тёмная неясность, тайна, будившая воображение.
Из-под балконов и карнизов начали выглядывать драконы, единороги и прочие существа реального мира. Капли дождя обрисовывали почти прозрачные ночью силуэты то ли сильфов, то ли фей, тут и там отлетавших от стены и сразу же возвращавшихся в чёрную тень.
Изогнутые отражения в лобовых стёклах – любимый ракурс фотографирования архитектуры – пропали, скатавшись в тысячи огоньков-капель. Оставалось наслаждаться окружением, оставляя в памяти ощущения игры теней со светом.
Волшебство заполняло город вместе с дождём и темнотой. Реальный мир сливался со сказочным, отделяясь лишь тонкой паутиной капель и движущихся теней. Как всегда в подобные моменты, отчаянно-остро захотелось оказаться по ту сторону, вернуться в реальность. И, как всегда в такой момент, казалось что грань – вот она, надо только шагнуть сквозь почти невидимую пелену. Шаг, один только шаг разделяет миры…

Шаг, ещё шаг… Всё тот же переулок, те же дома и тот же тёплый ноябрьский дождик. Россыпь сверкающих капель на лобовом стекле.
«Чёрт возьми! Я же чувствую, что он здесь, рядом. Я могу протянуть руку – и она будет там… Но я опять не могу пройти. Дьявол раздери! Да что же это, в самом деле?.. Шаг, всего один только шаг…»
«Шаг, всего один только шаг…»
«Для чего ещё нужно изучать магию, если не для путешествий? Не для магических же войн, в самом деле… Это впору разве что мальчишке, бредящим карой всех врагов – действительных и воображаемых. Впрочем, у меня и девчонки знакомые такие есть. Глупость неимоверная… Слава Высшим Силам, у нормальных врагов не бывает».
«Врагов не бывает»…
Лужа с отражённым посередине памятником неожиданно стала выпуклой и превратилась в огромный глаз со зрачком-щелью. Порыв ветерка шевельнул лужу, и глаз моргнул. Огромный золотой глаз дракона. Дождик насыпал на него блестящей волшебной пыли, и глаз снова обратился в лужу.
«Надо же, даже дракон…»
«Дракон…»


Только слабым духом нужно что-то доказывать, завоёвывать, обманывать. Наверное, неуверенность в себе заставляет их воевать с миром.
Сильному духом никакая война не нужна. Ему не надо никому ничего доказывать. Ему не надо бороться за место. Он и так находится в гармонии со всем окружением и занимает достойное место. Достойное свободного существа. Существа, свободного любить, а не ненавидеть. Радоваться, а не бояться.
Такое существо называется умиротворённым, ибо творит мир вокруг себя. Свой мир. Мир радости и любви, мир тепла и доброты, мир света и счастья.

У меня был свой мир. У меня нет врагов, и мне было хорошо. Почти хорошо. Беда была в том, что я никак не мог добраться до этого своего мира.
«Я сотворил мир, я – демиург, но какая ирония! Демиург, а попасть в свой мир не может…»
«Может…»
«Какое, однако, странное эхо…»
«Эхо…»
«Эхо, повторяющее не слова, а мысли…» – я специально сделал мысленную паузу, глядя, как мягкое дуновение качнуло дождевую пыль и из черноты подбалконья выпорхнула парочка прозрачных созданий, – «Эхо, повторяющее отнюдь не все мысли…»
«Не мысли…»
«О, так ты и не эхо вовсе!» – обратился я к невидимому собеседнику.
«Не эхо», – согласился невидимка.
«Кто же ты?» – любопытство вспыхнуло во мне, но не помешало заметить, что призрачные летуны не вернулись, как обычно, в тень а, опустившись, замерли в воздухе, трепеща прозрачными крылышками, в трёх шагах от меня.
«Это вы?» – обратился я к ним.
«Хех, нет!» – усмехнулся невидимка. – «Это не они. Они вообще говорить не могут». И тут же уточнил: «Здесь не могут.»
«Здесь? А где могут?»
«Фррр! На родине, разумеется», – то ли фыркнул, то ли рыкнул невидимка, – «в твоём мире».
«Где?!» – я аж задохнулся.
«Да-да», – подтвердил мысленный голос, – «именно там, ты не ослышался».
Во мне что-то задрожало и я, непроизвольно затаив дыхание, спросил: «И ты знаешь, как туда попасть?»
«Конечно», – в неслышном голосе отчетливо чувствовалась ухмылка, почти смех. – «Ничуть не хуже, чем ты…»
«Да кто же ты, чёрт возьми?!»
«Подними руки…» – прошептал невидимка, и я невольно поднял руки, отбросившие на асфальт длинные, растворяющиеся под дальним фонарём, тени, – «Видишь?»
«Что?» – не понял я.
«Таааак…» – почти разочарованно протянул невидимка, чуть помолчал и предложил: «Помаши…»
«Что?»
«Руками помаши, говорю».
Взмахнув несколько раз руками, я поинтересовался: «И что теперь?»
«Нет, не так! До чего же ты бываешь бестолковым… Медленнее, совсем медленно…»
«Ты что, издеваешься?»
«Нет, что ты!» – всполошился невидимка. – «И в мыслях не было! Знаешь… Это так просто, что я даже не знаю, как объяснить…»
«Что объяснить?»
«Когда ты наступаешь на песок, что остаётся?»
«След», – автоматически ответил я.
«Верно. Но ведь след – это совсем не тело, верно?»
«Конечно», – согласился я, пытаясь понять, чего он от меня хочет.
«А теперь погляди на свою тень. Что это такое?»
Я уставился на свою тень, отыскивая подвох. Тень как тень… И при чём тут след на песке?... След?... След! Точно! Тень на асфальте – это всего лишь след. А сама тень…
«Прошу, поверь и взмахни руками… Медленно…»
Из ниоткуда появился легкий туман и поплыл по улице, скрывая в сизой дымке дальние дома и светясь золотыми шарами вокруг фонарей. Я глубоко вздохнул и медленно поднял руки. След тени на асфальте стал почти невидим, зато…
Я опустил руки и поднял их снова. Нет, я не ошибся в первый раз. Ещё взмах. Да, они были. Едва заметные, почти прозрачные, они были так огромны, что упирались в дома по обеим сторонам переулка.
«А теперь шагни…» – тихо подсказал голос.
Я сделал шаг и обмер. Но едва я остановился, видение пропало. Я шагнул ещё раз – и снова увидел.
Я медленно пошёл вперёд, и передо мной струилось, мягко извиваясь...


Неожиданно нахлынуло ощущение, что я шагнул из ярко освещённой комнаты в тёмную и замер на пороге против зеркала. Две ноги, две руки – всё, как обычно. В этом силуэте было что-то неуловимо знакомое, даже родное, хотя отсюда тело и выглядело странным – совсем плоским и почти чёрным в окружении светящегося ореола.
Я шевельнулся, и тёмный силуэт шевельнулся тоже.
Повернул голову – силуэт тоже.
Поднял… Когда силуэт поднял руку, я с удивлением посмотрел через плечо. Пришлось довольно сильно вывернуть голову, но это получилось на удивление легко – шея позволяла, казалось, вертеть головой, как сове – почти на полный оборот. Удивительным было не это. Удивительным было то, что из плеча далеко вбок простиралось… крыло.
 – Удивлён? – прошелестел тот же бестелесный голос.
Я не нашёл, что ответить, и промолчал, продолжая разглядывать странную метаморфозу, произошедшую с моим телом.
 – Закрой глаза – потребовал невидимка, и я вновь подчинился. – Ну, вот и всё… Можешь открывать… – прозвучал тот же голос, но будто из далёкого далека, едва слышно.


Я открыл глаза и тут же зажмурился. Это определённо был не ночной дождливый Петербург.
Медленно приоткрыв глаза вновь, я задохнулся от восторга. Вокруг всё сияло и блистало яркими всполохами цвета и света. Мгновением позже накатил шквал звуков, и я непроизвольно закрыл уши руками. Удар челюстью о землю, громкое клацанье зубов и трава перед глазами…
На голубом венчике одуванчика стояла маленькая феечка и, улыбаясь, приветливо махала мне крохотной ручкой. Я моргнул, и феечка, затрепетав полупрозрачными крылышками, перелетела ко мне на нос.
– Сегодня ты изрядно неуклюж, – весело смеясь, прозвенела она серебряным голоском.
– Да, уж… – просопел я сквозь зубы и поднял голову.
Взглянул вниз и уставился на пару когтистых чешуйчатых лап. Шевельнул пальцами и увидел, как когти вспороли землю, оставив глубокие борозды.
– Я всё-таки попал сюда… – почти про себя пробормотал я, оглядываясь.
– Конечно! – тут же отозвалась феечка, – Ты каждое утро сюда приходишь…
– Каждое… – странная мысль поразила меня, и я переспросил:
– Ты хочешь сказать, что я здесь уже давно?
– Какой-то ты странный сегодня… – феечка покачала головой и, сделав несколько танцующих шажков, внимательно заглянула мне в глаз – Ты себя хорошо чувствуешь?
Я помотал головой, пытаясь утрясти мысли о произошедшем.
– Эй! – воскликнула феечка, вспорхнув, – Предупреждать же надо!
– Прости… Я ещё не привык…
– Нет, сегодня с тобой точно что-то не в порядке… – озабоченно прозвенела феечка, снова опускаясь на мой нос, – Ты какой-то…
– Какой?
Феечка на мгновение задумалась, и выпалила:
– Не в себе!
Я хмыкнул, вспомнил себя, стоящего среди ноябрьского дождика, и заметил:
– Ты даже не представляешь, насколько ты права! Кстати, а как тебя зовут?
– Издеваешься? – сердито топнула ножкой феечка, взглянула в мои удивлённо распахнутые глаза и буквально взвилась от ярости. – И ты ещё смеешь делать вид, что не понимаешь?!!!
Почти неслышный трепет крыльев перешёл в низкое гудение, и на месте феечки оказался огромный шершень. Спикировав на мою ноздрю, шершень вонзил жало. Острая боль скрутила меня, мир кувыркнулся, в глазах потемнело…


Я стоял в тёмном питерском переулке.
«Ну, как, понравилось?» – спросила меня змеящаяся в клочьях тумана тень.
«Почему?!!!» – воскликнул я почти вслух.
«Почему что? Почему оказался там, куда давно стремился? Или почему вернулся?»
«Почему вернулся, конечно!»
«Это просто», – усмехнулась тень, – «Тебя ужалила Перцея. Когда она сердится, всегда превращается в кого-нибудь с жалом или зубами. Обычно – ядовитыми.»
«И что?»
«Она ужалила – ты перекинулся. Вот и всё».
«Что значит, перекинулся? Помер, что ли?»
«Нет, что ты! Как ты можешь умереть в своём мире? Это невозможно»… – тень чуть помолчала и добавила: «Я так думаю»…
Я поднёс пальцы к глазам и несколько раз сжал и разжал кулак. Всё было как обычно. Вроде бы.
«А я могу снова попасть туда?»
«Запросто».
«И что для этого надо сделать?»
«То же, что и в первый раз – увидеть себя таким, каков ты есть на самом деле…»
«И всё?»
«И всё».
Я посмотрел перед собой, чуть покачался, чтобы тенистый дракон ожил, и… сообразил, что вернусь к рассерженной шершенихе.
«Слушай, а кто такая эта… Как ты сказал – Церцея?..»
«Перцея. Не путай, она очень обидчива».
«Я заметил…»
«Да, так вот, Перцея, значит. Она – одна из твоих трёх ближайших помощников. Неужели ты забыл? Когда ты только начинал творить мир, ты понял, что одному это не под силу, и создал помощников. Перцею, Вишеса и Эфирото. Вспомнил?»
«Нет», – помотал головой я, – «Совершенно не помню».
«Это неважно. Вспомнишь, когда там немного поживёшь».
«А если я сейчас туда вернусь, я окажусь в том же месте и в то же время?»
«Откуда и когда перекинулся? Нет, не совсем. Место будет то же самое, ведь ты здесь не сделал ни шагу, а вот время… Время будет другое. Оно по-разному течёт там и здесь. Пока мы тут болтали, там почти целый день прошёл».
«Понятно. Значит, увидеть себя…» – пробормотал я и качнулся, всматриваясь в свою тень.
«Ага…» – глухо донеслось издалека.


Закат был потрясающий, я таких никогда не видел. Небо превратилось в огромную радугу. Вокруг исчезающего за горизонтом солнца разливалось оранжевое сияние, которое по мере отдаления от краешка огненного шара переходило в красный, затем через насыщенный жёлтый в зелёный, потом в ярко-синий и темнело на противоположной стороне горизонта фиолетовыми тонами.
Я отвернулся от солнца и, встав на задние лапы, огляделся. У подножия холма, на вершине которого я стоял, тихо шептал, катая разноцветную гальку, прибой моря. Прямо напротив меня оно было густо-изумрудным, под солнцем пурпурным, а по другую сторону фиолетово-чёрным. На полпути до горизонта из зелёного моря поднималась высоченная гора, ледяная вершина которой блистала кроваво-красными бликами, отражая заходящее солнце.
Воздух был пропитан морем, благоуханием каких-то цветов, мелодичным, похожим на цикад, стрёкотом и негромким переливчатым свистом.
– Любуешься? – вдруг раздался шипящий шёпот из густой травы, и оттуда вынырнула плоская треугольная голова, покрытая коротким белым блестящим мехом. Огромные выпуклые, светящиеся зелёным светом, глаза внимательно глядели на меня.
Опустившись на все четыре, я присмотрелся и понял, что зелёное свечение было не отблеском закатного неба. Они и вправду светились.
– Да, – коротко ответил я, решив на этот раз быть осторожнее со словами.
– Отсюда красиво… – качнулась голова. – Может, слетаем на гору? Скоро летучки прыгать начнут… А потом русалки будут хороводить. У них сегодня праздник.
– Почему бы и нет?
– Отлично! – кивнула голова и молниеносно ринулась ко мне.
Я даже вздохнуть не успел, как существо, больше всего похожее на куницу, взметнулось по моей лапе и устроилось на загривке, вцепившись в мою шкуру острыми коготками.
– Ну, летим! – воскликнуло оно.
Решив не задавать вопросов, я распахнул крылья и взлетел. Несмотря на совершенное отсутствие навыков полёта, у меня всё получилось довольно гладко. Видимо, тело само знало, что надо делать, чему я несказанно порадовался и стал просто наслаждаться полётом. Заложил пологий вираж, облетая стартовый холм, и посмотрел на него сверху. Внизу по траве побежала расплывчатая тень, неожиданно похожая на…

Мелкий дождик висел в воздухе питерского ночного переулка, собираясь светящимися бисеринами на стеклах автомобилей, заснувших у поребрика до утра. Полупрозрачный туман светился жёлтыми шарами вокруг фонарей. За спиной процокали каблучки и затихли в глубине какого-то двора. Где-то за поворотом шумели шинами автомобили. Сказочный мир настойчиво лез в глаза и уши, стараясь вытеснить реальный.
Но настоящий мир не сдавался и выглядывал из тёмных арок, из теней под широкими карнизами и балконами, вспыхивал бликами в лужах и окнах.
Где-то хлопнула дверь, и из-за кариатиды под балконом выпорхнуло нечто прозрачно-летучее. Я улыбнулся и помахал ему рукой. В ответ оно весело кувыркнулось и тоже помахало маленькой ручкой. Небольшая лужица под ногами хитро подмигнула мне драконьим глазом и снова превратилась в обычную лужу.
Света для моего цифровика было мало, и я, вздохнув, убрал его в карман. Тем более что настоящий мир всё равно не желал фотографироваться.

14.11.2009.

[Полёт]

Полёт

Взглянуть, шепнуть, чуть-чуть коснуться –
И крылья сразу напрягутся;
Обнять, поцеловать, погладить –
Уж воздух начал лихорадить;
Прижаться нежно, пальцы… губы –
Вот – взлёт, и облак нежных груды;
Горячность тел, забыто слово –
Крылами взмах, и снова, снова…
Здесь жар растёт, как к солнцу ближе –
Летим под звёздами, не ниже;
Дыханья рык… сверхновой взрыв…
Пике без веса… и земли наплыв…

07.12.2009

[Воскресение]

Воскресение
(for Фиал)

Я напекла себе печение,
И заварила вкусный чай,
Ведь сегодня же воскресение.
Печёная картошка с сыром. Одинокое "Не скучай!"

Больше часа мокла в ванной,
И стирала, стирала старьё,
Ведь сегодня же день банный.
Пальцы по кнопкам еле ползают. Одинокое жильё.

Я совсем одна ем печение,
И мурлычет тихонько кот,
Славное теперь настроение.
Тишина. Вкусный чай... и мыши. И никаких забот.

12.01.2010

Девушка, одиночество которой скрашивает только кот, - грустное зрелище... Предметный ряд очень характерный, отлично работает на экспрессию.
Только вот ритм хромучий не очень хорош. Понимаю, что длинные четвертые строки - это прием, но... Не самый удачный.

Да, милая, я знаю, что четвёртые строчки неудачны. Но... так получилось...

Пыталась почитать вслух. Язык заплелся (и не только на длинных строках). Втрая строфа ушла в другой ритм, после первой я в каждой строчке в конце как на стенку натыкалась. А все равно нравится Х) Вот как это делаеся так?

Кот и мыши - хороший штрих. Живой, разворачивающий картину. В общем, мне в целом - нравится, не в целом - вторая строфа, на мой вкус, выбивается и по ритму, и... Ну не нравится она мне, короче. Манцар ее знает, почему. Может, рутиной (хотя, наверное, рутина там как раз и специально задумана), может этими кнопками... Без кнопок стих будет универсальным - для современного времени и старого, для новостройки и деревянного дома, или глинобитной хаты.

Короче, на мое личное восприятие вторая строфа не легла. Третья - по душе.

ВОобще-то оригинал - это дневниковая запись. Я прочитал и почувствовал музыку. Такая тихая, ненавязчивая, домашне-уютная и не-очень-грустно-одинокая... Как-то так. Захотелось чуть по-другому слова выстроить. И вот такое получилось.

По настроению прекрасно, может быть и грустно, но тепло, даже уютно.

Странна драконская любовь –
Где было два, теперь четыре
Крыла разрежут воздух вновь,
И вновь рассвет наступит в мире.

Когда сапфир, топаз, аквамарин
Вдруг златом светлым в небе зажигают,
Пусть знает мир – теперь я не один,
То в небесах огонь души пылает.

Крылом к крылу, огнём к огню –
Как солнце, песня душ взмывает,
Слезинку счастья оброню –
Пусть мир весь в радуге купает.

Плечо родное, вздох такой хмельной,
Что сердце сладко в горле замирает,
Твоя улыбка – солнца луч шальной –
Легко мгновенья в годы превращает.

Странна драконская любовь –
Нет времени и расстоянья,
Вскипает в небе наша кровь –
Восход пылает мирозданья.

[Красавица и чудовище]

Тут кое-кто начал излагать некотрые события... Так вот - имеется и иной взгляд на происходившее

Красавица и чудовище
(сюжетец старый, но…)

I.

Однажды как-то вечерком
Учебники в сердцах пинком
Отправив в дальний уголок,
Младая дева свой урок
Забыла. «Мне-то что за прок
Исправить дурню русский слог?» –
Девица думала в сердцах, –
«Когда бы я нашла отца
Для деток, мужа для себя, –
Тогда бы, сердце не скребя,
Могла бы жить я в полноте,
Да и семейной теплоте…»
Подумав так ещё чуток,
В груди почуяв холодок,
Девица смело позвала
Того, кто вечен, как скала,
И мудрый даст всегда совет –
На всё имеет он ответ.
Явился тотчас, как всегда,
Где вдруг случается беда.
Девица тут же оживилась,
К советчику оборотилась:
«Мне скушно… Милый, добрый бес!
Вокруг полно пустых повес,
И сердце глухо остаётся.
Венчальный колокол трясётся,
Когда я мимо прохожу!
Что делать мне?»
«Сейчас скажу…
Но должен я предупредить:
Тебе придётся заплатить.
Не здесь, конечно, не сейчас –
Когда услышишь сердца глас…»
«Но как же буду я платить?
Сейчас-то не на что мне жить…»
«Душа моя! Тебе, девица,
Придётся сильно укрепиться,
Не знаю даже, сможешь ли…»
«Да говори уж, утоли
Мои печали поскорей,
Да в сердце мне бальзам налей!»
«Деньгами делу не помочь…
Скажи, а коли уволочь
Захочет вдруг тебя куда?..»
«Ах, бес! Меня? Что за беда?
О чём ты, право, говоришь?»
«Ну, ладно… Ты сама рулишь
Всю жизнь – как лодка без ветрил.
Смотри, тебя предупредил…
Когда пойдёшь ты в интернет,
Ты не ищи среди анкет,
Ищи таверны знатной сайт,
Тебе там нужен копирайт…
Хозяин, мистер Кофеин,
Над многими там господин.
Кого там нет: дельфины, мыши,
Драконы, змеи… Кто повыше,
Кто так себе, кто вовсе мусор…
Так вот. Зайди. И тихим курсом
Ходи меж тамошних столов,
На время будет там твой кров.
Ты жди, появится герой.
Шеф-повар будет. Этот твой.»
«Как, повар? Что ж ты говоришь?!
Когда тут вся огнём горишь,
Скорей мне нужен водолаз…»
«Какой, блоха мне прыгни в глаз!..
Сказал же – повар! Не дури,
И глупость ты не говори!
Ты не смотри, что он кривой,
Горбатый, лысый и хромой –
Ущербных, видно, любят боги,
Таланту льют на три дороги.
Готовит, право же, как бог!
Никто такого бы не смог:
Принцессу чует за версту,
И пусть я мохом зарасту,
Коль не погрузит он её
В котёл… Иль варит, что ль, бельё?
Не помню точно, но всегда
Выходит славная еда!»
«Помилуй, бес! Наговорил…
Бедняжечку в котле сварил!
Хромому ведьму на метле,
А не принцессочку в котле,
Вот то-то будет им отрада!
Горбатому же – так и надо!
И кстати, бес, а почему
Ты счёл, понравлюсь я ему?
И мне зачем такой урод
Задался? Хитрый поворот
Задумал ты, никак, чертяка!
Я – не принцесса, это всякий
Тебе подскажет наперёд,
Не нужен даром мне урод!»
«Да ты зайди и хоть понюхай…
Ужель на это нету духа?
Готовит знатно, без прикрас!
Опять же – слушай сердца глас…» –
Девицу бес опять подначил
И, подмигнув, он таять начал.

Хулиганище! 
сорок буков, двадцать вязов

[Красавица и чудовище]

Красавица и чудовище
(сюжетец старый, но…)

II.

Главой девица покачала,
Подумав: «Зря его позвала…»
Она, как Женщина от бога,
Полезла в Сеть. Судить ли строго?..
Шагнула вдаль она с порога.
Насколь длинна была дорога,
Я не берусь вам рассказать,
Да и полезно ль это знать?
Но вот, однажды, по тропинкам
Добралась дева до долинки,
Где разных много бродит тварей –
Иных увидишь лишь в кошмаре.
Тут крышу видит недалёко,
С названием «Нора глубока».
Почуяв сразу запах снеди,
Она, как белые медведи,
Прикрывши ручкой носик свой,
Вошла в таверну за толпой,
Тихонько меж столов крадётся,
Подумав – в уголок забьётся,
Да тихо будет наблюдать,
Искусника-гурмана ждать.
Увидев столик в уголочке,
К нему пошла, как покороче,
Уж кухню дева миновала,
Но тут тоска её сковала.
Послышался на кухне грохот
И мерзкий каркающий хохот,
Дверь кухни тут же распахнулась –
Девица в страхе оглянулась:
Там, во дверях печного царства
Средь клУбов дыма и богатства
Всех ароматов, подбоченясь,
Задравши нос огромный, щерясь,
Стоял горбун. Сверкая глазом,
Как хрусталём или алмазом,
Он медленно всех оглядел.
Зуб одинокий заблестел
В его кривой хмельной усмешке,
Когда не торопясь, без спешки,
К девице карла подошёл.
Ладошки девы тут вспотели,
А ножки сесть вдруг захотели,
Стояла молча потупясь,
Разглядывая юбки грязь.
Горбун, хихикая противно,
Уткнув в девицу нос свой длинный,
Обнюхал, словно колбасу,
Поковырял в своём носу,
Сморкнулся смачно прямо в пол,
И, ухватив уж за подол,
Отпрыгнул вдруг, залез на стул,
Закрыл свой глаз и как заснул.
Девица ж стала, словно камень,
И лишь в глазах метался пламень.
Прошло по времени два вздоха,
Горбун очнулся: «Вот, дурёха!
Ну, что за странные метанья?
И ладно бы, за-ради знанья,
Так нет ведь! Всё куда-то лезут,
Всё принца ищут… До зарезу
Как будто нужен им с короной!» –
И карла хмыкнул: «Слышь, матрона…
Покуда бегаешь повсюду,
Давно бы дома было чудо –
Там принцев этих цельна рать!
Так нет! Пошла… На тех плевать…
Эх, ты, принцесса… Ведь с грибочком
Тебя бы надо… или… Точно!
Мадера, мята, апельсин,
Кларнет, объятья, клавесин…»
Со стула сполз, махнул рукой:
«Эх, был бы снова молодой…»
На кухню медленно хромая
Печально головой качая,
Горбун тихонько бормотал:
«Пошёл бы очень ей сандал,
Шафран – заколкой в волоса,
Мелисса, горная роса,
Не помешает померанец –
Улыбка будет и румянец…»

Покуда бегаешь повсюду,
Давно бы дома было чудо –
Там принцев этих цельна рать!

Ну не водятся в некоторых местах прынцы! Ареал обитаниях у них весьма ограниченный, они ж нежные создания, требовательные к условиям среды. 

Горбун, хихикая противно,
Уткнув в девицу нос свой длинный,
Обнюхал, словно колбасу,
Поковырял в своём носу,
Сморкнулся смачно прямо в пол,
И, ухватив уж за подол,
Отпрыгнул вдруг, залез на стул,
Закрыл свой глаз и как заснул.

Эстетика безобразного и низменного в действии! 
А продолжение будет? 

А продолжение будет?

А как же! Пишется. ТОлько дело это нескорое...

[III.]

III.
Тут ступор с девы сразу спал,
И тенью промелькнул оскал:
«Как смеет сей урод ужасный
Мне гадость тыкать понапрасну?!»
Но тут же, будто бы винясь,
Себя не чуя, и бранясь
На мысль мелькнувшую в угаре,
Спеша, как будто на пожаре,
Девица крикнула: «Постой!
Что взять с меня, простой?»
Толпа притихла в краткий миг,
Но тут же снова шум возник –
Никто и ухом не повёл,
Горбун руками лишь развёл.
«Постой! Куда ты, господин?!
Что ты сказал про клавесин?» –
Девица робко продолжала,
Хотя вся, бедная, дрожала,
Сама себе уже не веря,
Но, не желая и потери
Того, кто странные слова
Бросал здесь только что, – «Молва
Гласит, что будто где-то повар
Принцесс готовит… Это сговор,
Иль правда?.. Не ты ли будешь
Тот кудесник, что не забудешь
Которого уж никогда,
Коль довелась его еда?
Принцесс который смело варит,
Да так, что даже не заставит
Сам чёрт их прыгнуть из котла?»
«Принцесса! Жизнь твоя светла…
Зачем ты лезешь в брюхо Зверя?
Вот, ни за что я не поверю», –
Ответил карла, обернувшись, –
«Что ты согласна», – ухмыльнувшись,
Горбун воззрился на девицу, –
«Попасть в заклятую темницу…
Тебе летать по небу птицей,
Лелеять душу-голубицу,
А не в котле душнОм вариться…
Пристало ль здесь тебе кормиться?»
«Ну, ты скотина и урод!
И пусть услышит весь народ», –
В сердцах девица закричала, –
«Как ты, голубя для начала,
Принцессу взявши в оборот,
Злокознишь, сволочь, приворот,
Возносишь ты её до неба,
И растлеваешь сладкой негой…»
«Ну, да», – горбун кивнул согласно, –
«Я брал всегда принцессу лаской,
Потом в котёл совал, конечно,
Чтоб жизнь её была беспечна,
Приправы, пряности и сдоба –
Чтобы ушла из жизни злоба…
Рецепт мой прост и, верно, вечен,
Но жизнь моя не бесконечна…» –
Вздохнул горбун и повернулся,
Чтобы к печам своим вернуться.
«Постой же ты!» – вскричала дева, –
«Не доводи меня до гнева!
Сейчас и здесь оборотись,
За руку ты мою возьмись,
И, будь, что будет, повар милый,
В котле меня хоть до могилы
Ты с пряностью своей держи!»
«Тебе тут мнятся миражи…» –
Горбун опешивши от прыти,
Да и от скорости событий,
Пытался деву вразумить,
Толково всё ей объяснить, –
«Пойми ты, глупая принцесса!
Я – повар, вовсе не повеса,
Еду готовлю я от века,
Зачем тебе такой калека?
Ты ж молода, собой красива,
И много раз ещё счастлива
Ты будешь. Глянь-ка ты вокруг –
Не каждый станет милый друг,
Но рано будет, или поздно –
Погода ныне не морозна –
ЯвИтся принц. Будь с ним счастлива,
А я пошёл – горит подлива…»
И, хлопнув лысину ладошкой,
Горбун, схвативши поварёшку,
На кухню ринулся, хромая.
Девица ж, за столы цепляясь,
Рванулась рьяно за ним следом:
«А накормить меня обедом?
Садюга ты, а не шеф-повар!
Вначале распускаешь говор,
Девицу мучишь ароматом,
А что потом? Пробьют куранты,
И ты растаешь, как во сне?
А дева бедная в огне
Пусть, стало быть, себе трепещет?
А ты, как древний волхов вещий,
Сославшися на божью кару,
Гасить не вздумаешь пожару?
Давай обед, ты, старый скряга!
И сам стоять здесь будешь рядом!»

Наглая, бесстыдная Клевета!  АБСОЛЮТНО ничего общего с действительностью!
На самом-то деле повар предложил девице весьма разнообразное меню и уговаривал оценить его мастерство. Это он теперь скромником прикидывается...

[IV.]

IV.
Горбун, от слов таких опешив,
Подпрыгнув, словно сумасшедший,
К девице вмиг разворотившись,
Сверкая глазом и скривившись,
(как будто можно ещё боле
перекосить такое, что ли)
Он, словно уксус проглотил,
За лысину себя схватил:
« Ах, ты!.. Да я… Душа-девица!
Тебе в кошмаре не приснится,
Что ты так хочешь получить!
Желаешь специй? Заплатить
Тебе за это вряд ли можно…
Я стар… И даже осторожно
Тебя, принцессочка моя,
Скажу я прямо, не тая,
Готовить мне никак не можно –
Рассказы те давно уж ложны…
Я немощен, коряв и хром,
И для принцессы нет хором.
Принцесса! Я уж много лет
Не пробовал на вкус побед.
Тебе ж я принесу обед –
Без колдовства и без подвоха,
Для поддержанья просто вздоха,
Чтобы потом не говорили,
Что, мол, принцессу уморили…
Садись за стол и подожди –
Мне лишь по плошкам разложить.»
И карлик, быстро повернувшись,
Исчез к бульонам, крабам, суши.
Девица села, стала ждать,
Беседу с карлой вспоминать:
«И почему меня, без рода,
Принцессою зовёт? Урода
Такого сразу и не сыщешь…
И кто доверил ему пищу?
Каков урод… А в мысли лезет…
Да пусть хотя бы вовсе треснет
Его плешивая башка!. Но там
Так пахнет вкусно… И я отдам,
Мне кажется… сама не знаю,
Что я... Уж вся внутри пылаю…»
Враз мысли девы оборвались –
Картины, что уж рисовались –
Едва пред ней на стол поставил
(прибор сей миг чуток подправил)
Горбун серебряный поднос.
Смешно наморщив длинный нос,
Хромой уродец прогнусавил,
Едва все плошки он расставил:
«Вот суп – похлёбка из угрей,
Скорей в себя её ты влей,
И будешь ты почти здорова.
Конечно, надо, чтобы снова
Похлёбку эту ты бы ела.
Но это – если б захотела…
Появится, моя принцесса,
Твой принц, избавит и от стресса,
И всякого дурного вкуса,
А я пошёл. Вдаль от искуса…»
Девица, сразу ложку взяв,
Уткнулась в плошку. «Это явь,
Или кошмар возник ужасный?!
О, горе, горе мне, несчастной!» –
Она что было сил взвопила,
И карлу за ворот схватила, –
«И это что, волшебный дар?
Да из помоев бы отвар
И то, благоухал желанней!
Ну, нет, горбун! Нет оправданья
Тому, что ты со мной творишь!
Ещё сварил бы ты мне мышь!
Я отродясь супов не ела,
А ты – угрей, да подгорелых!..
С ума спрыгнУл на склоне лет?
Так вот! Увидишь мой скелет,
Сидящий тут с твоей отравой!..»
«Но, милочка, позволь мне, право,
Здесь этикет тебе означить:
Суп кушается первым, значит,
С него тебе и начинать!
Суй ложку, и давай хлебать!»
Горбун вскочил на стул и грозно
На деву зыркнув, грациозно
Подал ей плошку. Та, смутясь,
Румянцем слабо засветясь,
Похлёбку ложкой зачерпнула,
ПригУбила, потом хлебнула…
Чуток подумала она,
И, будто бы совсем пьяна,
Всю плошку быстро осушила.
«Ну, вот», – горбун кивнул, – «Могила
Тебе уж больше не грозит,
Внутри коль угорь заскользил.
Не хочешь ли отведать пиццы
Теперь – когда ты молодица?...»
Принцесса с явным удивленьем
Своё смакуя впечатленье
В пустую плошку взор вперев,
Вначале тихо, осмелев
Буквально через пару слов,
Проговорила: «Всех грехов
Похлёбка стоит! Ты – кудесник,
И всех гурманов ты наместник…»
Последнее она уж не сказала,
Вернее – про себя шептала,
Вся в власти дивных ароматов
И вкусов тонких, что утраты
С собою нежно унесли
И новые мечты несли.

  Интересненько...
"Экие туманные аллегории!" (С)  

[V.]

V.
«Ну, вот, принцесса, ты сыта,
Теперь, пожалуйте места
Освободить здесь поскорее!» –
Сказал урод, как мог, грубее
И, быстро с стула соскочив,
К себе на кухню заскочив,
Уткнувши нос свой в сковородку
(чтобы не видно ненароком)
Заплакал горько, не сдержась.
Потом стояльцы, удивлясь,
Между собою обсуждали,
Почто еда, что подавали,
Не в меру сОлоною стала –
Ведь отродяся не бывало
В таверне этой именитой
Еды дурной, в помои слитой.
Когда ж пикник случился позже
Совсем, сказать, попали вожжи
Шеф-повару под лысый хвост:
Он, не смотря на малый рост,
Гонял всех злобно: то по воду,
То заставлял зерна подводу
Ему немедля привезти,
То вдруг дрова не сортны дали,
Или коньяк не доливали
Как будто в чарочку ему…
Народ дивился одному –
Как можно, день у плит стоявши,
Варя свои супы да каши,
Ещё полночи куковать,
И до утра совсем не спать?
Но знал, что делал, старый карла:
Он, пользуясь колдунским даром,
Заклятья страшные творил,
Чтоб та принцесса, что кормил,
Нашла бы принца скорым часом,
И больше бы уж взглядом, гласом,
Не досаждала бы ему –
Не поднимала чувств волну,
Которая давно забылась,
Поскольку жизнь уже кружилась
Последних лет незнамо сколько
Лишь одиноко, пусто, горько…
Прошёл, как водится, пикник.
Всего один синяк возник,
Да он, сказать колИ всю правду,
Прилип совсем не от прикладу
Какого-либо кулака,
А от паденья чудака,
Что про высокий про порог забыл.
Вот, все разъехались. Трубил
Уж кто-то всяко про пикник,
Но думал о другом старик,
Колдуя над своей плитою:
Хотелось повару – судьбою
Обласкана была б принцесса,
И жизнь её чтоб без эксцессов
Пошла положенным путём –
Обзавелась семьёй, дитём,
А после внуки и могила…
Но всё никак тот образ милый
Не выходил из грустных мыслей –
От взгляда даже сливки кисли,
Когда горбун мечтал о ней –
Богине всех последних дней.
Но вот, однажды, в день какой-то
(горбун ушёл от жизни бойкой,
и дни считать не стал совсем)
Посланье вдруг ему: «Не ем
Теперь я ничего… Похлёбки
Твоей мне не забыть. Как пробку
Забили в рот… Лечу к тебе…»
«Ты что придумала себе?!» –
Воскликнул карла, не поверя,
И комнату шагами меря.
04.02.2010

[ДраконРассвета]

ДраконРассвета,
Красавица и чудовище - масштабное произведение. Но всё же оно, как это обычно и бывает с произведениями описываемого в нём кулинарного искусства, предназначено в основном для внутреннего употребления... в крайнем случае - дуэтом
IMHO, natürlich...

[Re: Дева и дракон]