Фрагмент из книги

В. В. Малявина

«СУМЕРКИ ДАО»

(фрагменты об образе дракона в китайской философии)

Положение пальцев в аккорде «Летящий дракон пронзает облака»

<…> по китайским понятиям, все сущее есть не что иное, как превращение единого потока бытия, проекция Великой Пустоты и, в конечном счете, — «превращенное единое». Недаром слово «превращение» было в китайском языке синонимом слова «явление». Образ в таком случае ничего не выражает, не символизирует и даже не напоминает; он призван вовлекать, со-общать, то есть соприкасаться с инобытием. Фигуративные образы в космологической символике имели анонимного двойника в виде графических схем, подобно тому как антропоморфные изображения богов в иконографии имели внефигуративные графические прототипы. Как знак вездесущего, по определению скрытого превращения, символика Китая во всех своих проявлениях указывала на одно и то же. В китайской традиции все слова и образы «выходят из пустоты» и приобщают к ее единству; эта традиция, утверждающая неизбывность вселенской гармонии, не знает ни символики зла, ни символики добра, ни даже превратного употребления символов, ибо самотрансформация — заведомо предполагаемое их свойство.

Кусок яшмы с изображением свернувшегося дракона, XIV в.

Классический пример универсального «символа превращения» — образ дракона. Это фантастическое существо, соединявшее в себе черты рыбы, зверя и птицы и, как считалось, зимовавшее в водоемах, а весной взлетавшее в небеса, воплощало собой единство мира в его переменах и творческую силу метаморфоз. Свойство дракона, согласно древней формуле, — «то сжиматься, то вытягиваться, то скрываться, то появляться и не иметь постоянного обличья». Другой образ дракона — «дракон в облаках» или «дракон в пучине вод» — обозначает сокровенную «силу момента», рассеянную в пространстве, предстающую пустотой. Дракон побеждает, не борясь, но незаметно обволакивая противника и постепенно ставя его в безвыходное положение.

Образ жизненной силы, дракон был самым распространенным символом власти, и парадные одежды минских и цинских императоров украшали вписанные в круг огромные драконы о пяти когтях. Нередки были и симметрические изображения пары драконов, из которых дракон на левой, восточной стороне композиции возносился вверх, а его визави на западе устремлялся вниз. Этот рисунок наглядно представлял природный цикл жизни и его аналог в политике — смену мудрых правителей. Наконец, дракон часто изображали вместе с так называемой «пылающей жемчужиной» — символом грозового разряда, знаменовавшего творческое соитие Неба и Земли. Она же была «фигуративным аналогом» графической схемы Великого Предела. Пылающая жемчужина увенчивала крыши храмов, головные уборы императоров и даосских священников, а в дни новогодних празднеств, когда на улицах городов и деревень самодеятельные актеры разыгрывали красочные спектакли — «танцы дракона», ее несли перед раскрытой пастью извивающегося чудовища. Игра дракона с ослепительным шаром — игра силы с силой — словно воспроизводила игру творческой мощи самого бытия.

Дракон и феникс в облаках Барельеф на лестнице императорского дворца

С драконом немало общего имела символика фазанов (нередко именуемых в западной литературе фениксами). Их тоже изображали парами, делая символами гармонии полярных начал. Пару танцующих фазанов можно было увидеть на парадном одеянии государей, на карнизах императорских дворцов и даосских храмов, ибо эти волшебные птицы, по преданию, слетались туда, где осуществлялся всеобщий Ритуал бытия.

Еще один пример характерного для китайской мысли универсального символа, или символа универсума, — в сущности, единственно возможного — представляют Восемь триграмм. В быту китайцев они стали частью благопожелательной символики, назначение которой состояло в том, чтобы способствовать упрочению жизненной гармонии. Изображение восьми триграмм наносили на самые разные предметы или просто вывешивали на стене дома в качестве талисмана. Знаки власти, священные инсигнии, принятые в старом Китае, являют уже знакомую нам по классической живописи картину: их расположение не воспроизводит каких-либо мифологических сюжетов, каждый из них вполне самостоятелен, но все они сообщают (точнее, приобщают) об одном и том же. Они подобны карточкам одного раздела каталога, жемчужинам одного ожерелья, ячейкам одной сети.

Инсигнии власти

Традиция различала двенадцать основных инсигний державной власти. Происхождение их теряется в глубине веков, но в эпоху Средневековья их архаический культовый подтекст был уже прочно забыт. Теперь их воспринимали как часть морализаторской космологии и благопожелательной символики. Мы встречаем все двенадцать священных знаков на парадной одежде властителей минской империи, а располагали их сверху вниз по старшинству. Главенствующее положение отводилось солнцу и луне: светлый солнечный диск вышивался на правом плече халата, темный лунный диск — на левом. На солнечном диске помещали изображение трехногого (число ян) петуха, на лунном — зайца, толкущего в ступе порошок бессмертия. Под солнцем и луной изображался ковш Полярного созвездия, причем в минское время обычно изображались только три звезды, обозначавшие ручку небесного ковша. В числе старших символов фигурировали также Мировая гора (точнее, три горы, или гора с тремя пиками). Чуть ниже помещали пару драконов, а под драконами — пару фениксов. Далее мы встречаем фигуры так называемых «пестрых тварей», изображенных на ритуальных кубках, языки огня, стебли «водорослей» (эмблема водной стихии) и крупинки зерна. Внизу помещались обращенные в разные стороны топоры и особый узор фу, состоявший из двух ломаных линий. Обычно эти топоры считались эмблемами карательных полномочий государства.

Динь Юнпэн «Монахи-чудотворцы» около 1630 г.

В даосской традиции тем же двенадцати инсигниям власти-священства придавался свой, эзотерический смысл: пара драконов символизировала круговорот творящей силы мироздания, фениксы, или «огненные птицы» — духовную силу, гора — незыблемый покой вечности, «пестрые твари» в ритуальных сосудах толковались как жертвоприношение обезьяны (символа мысли) и тигра (символ чувства), жертвенный топор считался символом смерти непросветленного человека, изображение «водяной травы» символизировало чистоту растительной жизни, а рисовых зерен — рождение и вскармливание жизни.

Драконья стена в Саду Праздности, XVI в.

Символику императорской одежды во многом напоминают инсигнии, украшающие ритуальное одеяние даосского священника — верховного повелителя в царстве духов. Верхнее облачение даоса, скроенное из куска шелка почти квадратной формы, немного походило на ризу христианского священника. Спереди на нем разноцветными нитями вышивали пару фазанов, а по краям — декоративные ножны, ибо меч, разящий нечистую силу, был непременной принадлежностью этих заклинателей богов и демонов. Со спины облачение украшал круг, символизировавший даосскую триаду верховных божеств, ниже находились изображения «драгоценной пагоды», то есть небесного дворца в облаках, Восьми триграмм и восьми бессмертных, а также гор, всевозможных зверей, птиц и рыб. Под верхним облачением священник носил халат, расшитый спереди и сзади триграммами, изображениями мифического зверя цилиня (единорога) и белых журавлей — символов бессмертия. Церемониальной обувью даосского священника служили матерчатые туфли на толстой подошве, расшитые «облачным узором». В этих туфлях он, совершая молебен, «возносился на небеса». Шапку священника называли «золотым лотосом», или «звездной короной», ибо она являла образ обители богов — Полярного созвездия.

Выявляемое в равной мере символикой мироздания, «ветров и вод», ритуала и ритуального костюма восприятие пространства как ритмической структуры, среды рассеивания знаков сказывается и в облике дворца минских государей. <…>

© Малявин В.В., 2000

© Издательско-продюсерский центр

«Дизайн. Информация. Картография», 2000

© ООО Издательство «Астрель», 2000