ШАХ-НАМЕ
или
КНИГА ЦАРЕЙ

(Фрагмент прозаического переложения Наталии Кондыревой)

[…]

УТРАТА ДЖАМШИДОМ ЦАРСКОГО ТРОНА

А тем временем, пока происходил такой поворот в судьбе Джамшида, своей непомерной гордыней отвратившего от себя милость Йездана, в соседней с Ираном стране, которую прозвали Степью Копьеносцев, жил один благочестивый и справедливый государь по имени Мардас, известный своими добрыми делами и богатством заслуженным. Главным достоянием его были несметные стада скота: и верблюды там были, и козы, и овцы, молочные коровы, кобылицы арабские... И молоко служило главной пищей его народу — никому в нем отказа не было. (Где точно та страна расположена, в преданиях не сказано — на то они и предания, но сведущий человек и без того разумеет, что речь идет об арабах, кочевых арабских племенах, которых называют также бедуинами.)

У доброго царя был сын-наследник, звали того царевича Заххак*. Но — увы! — добродетелей отца он не унаследовал, был зол и жесток, не боялся ни Бога, ни греха, честолюбивым был и воинственным безмерно. Врагу рода человеческого, лютому диву, именно такие люди и надобны. Он явился к молодому царевичу под видом праведника и доброжелателя, а сам начал исподволь подчинять его себе, опутывая лестью и ложью. Он вливал в душу Заххака яд соблазна, искушал его обещаниями власти, сулил обратить безрассудного юнца в господина над всем миром. А в обмен на свои посулы взял с него клятву слушаться советов мнимого добродея и хранить их союз в тайне.

_____________________________

* Заххáк (пехл.), в иранской мифологии и легендарной истории иноземный царь, узурпатор иранского престола. Образ З. восходит к авест. Ажи-Дахака, треглавому дракону, правившему в Иране после падения первого царя Йимы. В среднеиранской традиции (Дадестан-и меноги-и храд или «Суждения духа разума», V в.) царствованию Ажи-Дахака — З. соответствует правление Дахака Бевараспа и Фрасияка Тура, злых царей: однако, не будь они царями, власть досталась бы злому духу Айшме и оставалась бы у него до страшного суда, что принесло бы больше бедствий. В «Шахнаме» З. — сын арабского царя Мардаса, совращённый дьяволом Иблисом: от его поцелуев из плеч З. выросли две змеи (позднее переосмысление трёхголовности дракона), которых нужно было кормить человеческим мозгом… («Энциклопедия Мифы народов мира» ).

— О, доблестный витязь, почему ты не восседаешь на троне? — лукаво вопрошал див. — Почему склоняешься ты пред дряхлым старцем, которому пора в могилу? Не лучше ли поторопить его, чтобы не стоял он у тебя на дороге? Убери его — ведь именно тебе предназначены царский престол и венец. Доверься мне, и в один миг ты станешь властелином.

При мысли об отцеубийстве даже жестокое сердце Заххака содрогнулось, но див обрушил на него поток уговоров, а главное, стал грозить, что нарушение данной ему клятвы приведет царевича к бесславному концу. И Заххак уступил наущениям нечистого, сказал:

— Я согласен поступить по твоей воле. Что мне делать?

— Ничего тебе делать не надо, — ответил див, — ты только храни молчание, а уж я вознесу тебя до небес, до самого солнца.

А у того царя при дворце был прекрасный сад — глаз и души отрада. Царь-отец вставал рано, до зари, и один, без прислужников и стражи выходил в сад, даже светильника с собой не брал. Был у него обычай такой: умыться на вольном воздухе и помолиться в тиши, предков своих помянуть. Тут и расставил дьявол ему ловушку, выкопал глубокую яму на пути у царя. И когда царь в темноте предрассветной шел по саду, счастье отвернулось от него, свалился он в ту яму и сломал себе хребет. Скончался тот праведный муж, а див вновь засыпал землей яму-западню, скрыл следы своего злодеяния.

Вот ведь как бывает: и в счастливые времена, и в тяжелые благородный царь любовно растил наследника, воспитывал и лелеял его, радовался ему и ничего для него не жалел, а недостойный сын-негодяй ступил на кривую дорожку, стал соучастником в убийстве отца! Один мудрец говаривал, что даже лев свирепый не в силах покуситься на своего родителя. Быть может, он прав, и жестокий юноша не был настоящим царским сыном? Но о том доподлинно лишь его матери известно...

Таким образом, безрассудный и жестокий Заххак взошел на отцовский трон, стал повелевать арабами, вершить суд и дела государственные. А дьявол Иблис*, торжествуя, все не отступался от него, старался глубже затянуть молодого царя в пучину зла. Он снова стал нашептывать Заххаку:

— Своим возвышением и счастьем ты обязан мне! Если и впредь будешь меня слушаться, получишь власть над людьми и животными, птицами и рыбами.

_____________________________

* Иблши'с (iblīs), в мусульманской мифологии дьявол; в Коране и других текстах употребляется наряду с другим обозначением дьявола — аш-шайтан. И. постоянно называется «врагом аллаха» или просто «врагом»… («Энциклопедия Мифы народов мира» ).

И задумал злой дух новую хитрость, такое сотворил, что и представить невозможно. Он явился к царю Заххаку под видом пригожего юноши, добронравного, умелого и красноречивого. Рассыпался в восхвалениях и величаниях, а потом сказал:

— Хотел бы я служить царю своим ремеслом — ведь я искусный повар, а при царском дворе это дело необходимое.

Заххак выслушал пришельца, обласкал, велел выстроить для него особое помещение — поварню — и вручил ему ключ от нее. Суть тут в том была, что прежде люди были в еде не избалованы, довольствовались простой пищей, ели коренья и злаки, молоко от скота домашнего. Див же взялся готовить мясо — и птиц, и четвероногих тварей, — дабы приучить царя к кровавой пище, словно яростного льва, взрастить в нем горячность и необузданность. Начал он с того, что стал подавать Заххаку яичные желтки — ведь они укрепляют телесную силу. Очень это пришлось по вкусу царю, он ел да похваливал. Тогда мерзкий чародей молвил:

— Живи и здравствуй вечно, о царь! А я тебе завтра такую еду приготовлю, такую усладу чреву твоему поднесу, что душа возрадуется.

Всю ночь он колдовал, придумывал, чем бы царя удивить, а наутро, когда повернулся купол лазоревый и явил взорам людским золотистый яхонт солнца, выложил на блюдо жареных куропаток и фазана и отправился к царю, рассчитывая на успех. При виде такого угощения царь арабов заулыбался, а когда попробовал — в полное восхищение пришел. На следующий день повар попотчевал Заххака курятиной и бараниной жареной, а еще день спустя подал ему молодую телятину, нежную, сочную, с золотистой корочкой, а к ней — старое вино. Царь поел в свое удовольствие, дивясь сметливости и умению искусного мастера поварских дел, а потом обратился к нему с благосклонными словами (Заххак ведь не догадывался, что перед ним див-оборотень):

— О добрый слуга, проси у меня в награду чего пожелаешь!

— О государь, да пребудут с тобой навсегда власть и благоденствие! — ответил ему повар. — Я преисполнен такой преданной любви к тебе, что для меня вся радость — в лицезрении тебя. Одного я прошу у твоего величества: дозволь коснуться почтительным поцелуем твоих царственных плеч.

Когда Заххак услышал такую просьбу, он ничего не заподозрил, не догадался о коварном умысле дива и сказал ему:

— Ну что ж, я согласен, пусть это будет царской милостью тебе, тем ты и прославишься.

Повар тотчас припал устами к его плечам — к одному, к другому — и вдруг, словно сквозь землю провалился, исчез. Но тут же грянула страшная беда: из плеч царя выросли ужасные черные змеи!

От испуга и огорчения царь места себе не находил, все средства перепробовал — ничего не мог поделать с мерзкими гадами. Наконец он решил отсечь их мечом, рубанул по живому, но не успели змеи наземь упасть, как на их месте новые отросли, словно ветви на дереве. Тогда собрал он со всего царства знахарей и лекарей, те взялись было за лечение, да никакие их снадобья и заклинанья не помогали, все к пустым разговорам свелось.

И опять злобный Ахриман принялся за свои козни: на этот раз он явился к Заххаку в обличье врача. Осмотрел его и сказал:

— Раз не удается избавиться от змей, надо их успокоить, задобрить, чтобы они царю вреда не причиняли. Кормить их надо — вот единственное средство. А в пищу им пригодно лишь одно: человеческий мозг. Наедятся, тогда, возможно, сами издохнут.

Вот какое злодейство замыслил проклятый Ахриман, видно, надеялся таким способом извести весь род человеческий.

А над Иранской землей тем временем стоял стон неумолчный, не прекращались там смуты, раздоры кровавые и войны. Светлые дни былые затмила тяжкая мгла, согласие между царем Джамшидом и подданными сошло на нет. Над ним погас божественный фарр*, шах погряз в кривде и невежестве. И тогда повсюду объявились князья и владыки, каждый жаждал прославиться, возвыситься над другими, каждый скликал дружину, вел войну за себя самого, а о преданности Джамшиду все позабыли. Покидали пределы Ирана его воины, один за другим стекались они в аравийские степи, а все потому, что прослышали, будто там есть могущественный властитель, похожий на дракона, внушающий страх, — уж он-то наведет порядок. С тем и явились однажды благородные иранские витязи к Заххаку: мол, зовем тебя на царство в Иранскую державу. Они провозгласили его своим государем, а этот полудракон тотчас ветром полетел, водрузил себе на голову царский венец и начал набирать войско: созвал иранских богатырей и арабских, ратников и бойцов со всех поясов земли. С этим войском двинулся он к Джамшидову трону, окружил его кольцом — и тесен стал мир для великого шаха. Счастье Джамшида отвернулось от него, отступило перед новым воителем, шах бежал, оставив врагу свой трон и венец, свое величие, казну и войско.

_____________________________

* Фарр — древнеиранское понятие божественной благодати, ниспосылаемой царям и воплощающей царственное величие, иногда материализующееся в виде сияющего ореола над головой правителя, но порой принимающее облик священного животного: путеводного барана или парящего в небе орла.

Скрылся Джамшид от мира, который потемнел в его глазах, и целый век никто о нем не слыхал и не видал его никто. А через сто лет возник бывший иранский шах в чужедальнем краю, у самого моря Чин*. Некоторое время ему удавалось избегать злобного царя-дракона, но Заххак все же захватил его. А захватив, слова не дал сказать несчастному, велел тотчас распилить Джамшида пополам — и содрогнулся от ужаса весь мир.

_____________________________

* Чин — Китай, который в древних иранских преданиях локализуется нечетко — где-то далеко, на краю света, а иногда так обозначается Восточный Туркестан (часть Синьцзяна).

Так утратил Джамшид царский дворец и престол, а самого его похитило всевластное время — словно янтарь, который притягивает к себе былинку. Кто из царей был выше и величавее Джамшида? И какую пользу принесло ему это величие?.. Семь столетий правил он, изведал и добро и зло — а что толку? Ведь он так и не узнал тайны мироздания, не постиг смысла жизни. О, сколь коварна судьба: нежит и лелеет она человека, ублажает и ласкает, открывает пред ним все новые двери, а потом вдруг так круто поворачивает, что получает этот счастливчик смертельный удар.

ТЫСЯЧЕЛЕТНЕЕ ЦАРСТВОВАНИЕ ЗАХХАКА

Долго царил в Иране Джамшид и много хорошего сделал людям, пока не впал во грех гордыни. Но темное царствование Заххака продолжалось еще дольше — тысячу лет. Царь-дракон правил жесткой рукой, зло все больше разрасталось, и люди совсем забыли обычаи чистые и праведные, правый и прямой путь. Ложь и коварство, насилие и злоба возобладали в мире, а добронравие и милосердие таились по углам, боялись голову поднять и голос возвысить. Заххак непрестанно сеял вражду и рознь меж людей, нравилось ему, когда они друг друга грабили, жгли, убивали. А кроме того, обложил он жителей страшной данью: каждую ночь двух здоровых, сильных юношей забирали на царский двор, там им отрубали головы и мозгом несчастных кормили проклятых змей, росших из плеч Заххака, — как велел мерзкий див.

Но как ни истреблял Заххак доброту людскую, все же она порой давала о себе знать. Нашлись два благородных, чистых душой человека — благочестивый Армаил и дальновидный Кармаил, — которые готовы были жизни своей не щадить, лишь бы сдержать бесчинства и злодеяния Заххака и его войска. Встретились как-то эти два мужа, разговорились и решили, что должны они под видом поваров проникнуть на кровавую царскую кухню, стать там главными заправилами, чтобы, если удастся, спасать хоть одного из двух обреченных.

Как порешили, так и сделали. Устроились они в поварню, наловчились стряпать самые лакомые блюда, все тонкости ремесла постигли. Но пришел срок, и притащили двух очередных юношей, приговоренных к смерти страшной, швырнули их наземь перед новоявленными поварами: стряпайте, исполняйте свое дело! Как огнем обожгло сердца у поваров, в глазах кровавые слезы закипели, в душе — гнев правый. Поглядели они друг на друга: делать нечего, пришлось смириться со смертью одного из несчастных. Его мозг они смешали с овечьими мозгами, запекли с разными приправами и отдали на съедение змеям. Другого же юношу спасли от гибели, освободили, но предупредили:

— На этот раз ты от смерти избавился, но впредь остерегайся! Избегай больших городов и людских селений, ищи себе убежище среди гор и степей.

Так и повелось — каждый месяц освобождали они по тридцать человек, прятали их до поры, когда же спасенных набиралось человек двести, выводили их в степь через потайной ход, давали с собой несколько овец и коз на пропитание и на развод и велели бежать прочь. Говорят, от этих бедняг и пошло племя курдов*, которым оседлая жизнь не по душе, круглый год кочуют они с места на место.

_____________________________

* Курды — одно из древних иранских племен; значительная часть курдов до сих пор ведет кочевой образ жизни.

А еще завел злонравный Заххак такое обыкновение: призовет к себе какого-нибудь воина и тотчас велит его казнить — ты, мол, с моими порядками не согласен, против меня идешь. Если же услышит дракон, что есть где-то в благородном семействе красивая девица, сразу забирает ее к себе во дворец вопреки чести и совести, презрев законы царские, превращает ее в наложницу свою. Так силой привели к нему двух сестер из рода Джамшида — Эрнаваз и Шахрназ, которых он заставил себе служить, с ним ложе делить.

Когда же подошли последние сорок лет жизни Заххака, послал ему Йездан предостережение, сон вещий. Вот как это было. Однажды ночью царь спал в дворцовых покоях, а рядом с ним Эрнаваз возлежала. И привиделось Заххаку, будто явились пред ним трое царственных воинов, двое старших по бокам, а младший посредине, выделяется он стройным станом и фарром шахским над челом. И вот этот молодец, вооруженный боевой палицей со стальной бычьей головой, яростно напал на Заххака, нанес ему страшный удар по темени и разом сорвал с него кожу — от зашеины до пят! Той содранной кожей витязь накрепко связал царю руки, накинул ему петлю на шею и поскакал к горе Демавенд*, волоча поверженного царя за собой.

_____________________________

* Демавенд — высочайшая гора-вулкан в Иране (5604 м).

Скорчился гнусный тиран — от страха у него чуть печенка не лопнула, издал отчаянный вопль такой силы, что зашатались стены дворца, и проснулся. Красавицы, бывшие с ним в опочивальне, в испуге повскакали с мест, а Эрнаваз стала расспрашивать:

— О шах, скажи, что с тобой? Ты спокойно спал на царском ложе во дворце своем — что же твою душу смутило? Семь поясов земли тебе покорны, тебя охраняют и люди, и звери, и дивы. Что же тебя устрашило, что встревожило?

— Незачем мне об этом рассказывать, — возразил Заххак. — Ведь если я поведаю вам, что мне привиделось, вы уверуете в мою скорую кончину.

Но Эрнаваз продолжала настаивать:

— Все же лучше владыке открыться нам — а вдруг мы сумеем помочь? Нет такого недуга, против которого не нашлось бы лекарства.

И тогда властитель, не в силах более таиться, передал им свой сон во всех подробностях. А луноликая Эрнаваз сказала ему:

— Не падай духом, владыка, соберись с силами! Ведь тебе подвластно время, весь мир озарен звездой твоей, вся земля покорна твоим велениям — так собери же отовсюду мудрецов, звездочетов, прорицателей судьбы. Расскажи им свой сон, пусть они тебе растолкуют, кто тебе угрожает — человек ли, див или пери.

А когда узнаешь — тотчас выступи против него первым, не трать времени на пустые опасения.

Самонадеянному шаху пришлись по душе эти слова, и он, похвалив благородную красавицу, отпустил ее. Тут и мир, который под покровом ночи был черен, как вороново крыло, вдруг озарился светочем из-за гор: это на лазурные просторы выплыло солнце, светлый рубин.

И вот царь созвал со всей земли мудрецов, рассказал им свой зловещий сон и повелел разгадать, что он сулит.

— Отвечайте, когда закончится отпущенный мне срок? — вопрошал он. — Кому достанется мой трон и венец? Откройте мне эту тайну, а не то я предам вас позорной казни!

У мудрецов от страха во рту пересохло, а на лбу испарина выступила. Стали они совещаться друг с другом:

— Если мы ему сейчас всю правду выложим — с жизнью расстанемся, а если утаим — все равно жизни лишимся. Как быть?

В таких сомнениях провели они три дня, а на четвертое утро Заххак разгневался, прямо им объявил:

— Велю вас сейчас же вздернуть на виселицу, если молчать будете!

Испугались мобеды до смерти, чуть не плачут. А среди них был один мудрец, проницательный и рассудительный, здравомыслящий и решительный, его так и звали Зирак, то есть «Прозорливец». Грудь его так стеснилась от напасти этой, что покинул его страх, он шагнул вперед и обратился к Заххаку:

— Выбрось из головы гордыню, ведь каждый человек рождается, чтобы умереть! И до тебя немало было в мире властителей, достойных царского престола, они вкусили и радости и горести, им положенные, а когда приспел срок — ушли и оставили царство другим. Да будь ты хоть башней железной, небосвод все равно сотрет тебя в порошок, смешает с прахом, а трон твой отдаст другому. Имя ему Фаридун, станет он для земли сенью благодатной. Сейчас, правда, он еще не родился, рано тебе тревожиться и вздыхать, но скоро ему предстоит появиться на свет, и будет он расти, словно дерево молодое, с каждым днем мужать и крепнуть. А когда отрок превратится в могучего и стройного исполина, он облачится в доспехи, закинет на плечо стальную рогатую булаву и этой самой булавой нанесет тебе смертельный удар, выкинет тебя прочь из дворца.

_____________________________

* Мобед — в Древнем Иране — зороастрийский жрец высокого ранга, в «Шахнаме» это слово получило значение «мудрец», «мудрый советник», хотя иногда обозначает именно священнослужителей.

— А из-за чего он ополчится на меня, откуда такая вражда? — удивился злодей Заххак.

— Ты ведь и сам знаешь, без причины вражды не бывает, — ответил ему Зирак. — По твоей милости постигнет смерть его отца — это ли не причина для мести? Объявится на земле чудо-корова, которая своим молоком выкормит будущего воителя, но ты и ее погубишь. За это и поразит он тебя палицей, выкованной наподобие рогатой коровьей головы.

При этих словах сознание покинуло Заххака, и он без памяти упал с трона, а мудрый толкователь снов бросился бежать из дворца, опасаясь за свою жизнь. Заххак же пришел в себя и вновь воссел на царский престол.

С тех пор он явно и тайно искал по всему свету след Фаридуна, потеряв покой и сон. Не веселили его больше ни яства обильные, ни красавицы луноликие, ясный день для него темной ночью обернулся.

РОЖДЕНИЕ ФАРИДУНА И КОНЕЦ ВЛАСТИ ЗАХХАКА

Время шло своим чередом, срок низложения Заххака приближался. И вот при самых добрых предзнаменованиях появился на свет Фаридун. Отца его звали Атбин, он был из рода иранских царей, происходил от славного шаха Тахмураса. Фаранек, мать младенца, также была женщина благородная и светлая разумом. Много испытаний выпало ей на долю: едва разрешилась она от бремени прекрасным и здоровым младенцем, над которым сразу засиял божественный фарр, как потеряла мужа. Его подстерегли слуги Заххака и бросили на съедение черным змеям — не стало Атбина, осиротел новорожденный сын. Несчастная мать собрала все свои силы, так как понимала, что лютый враг теперь будет охотиться за ней и за ребенком, подхватила дитя и обратилась в бегство, не разбирая дороги.

А среди счастливых знамений, предвещавших рождение Фаридуна, было такое: незадолго до него в дальнем уделе появилась на свет корова небывалой красоты. Родилась она ни белой, ни черной, ни рыжей, а всех цветов радуги, ее шкура переливалась, как павлиний хвост. Такую корову не назовешь Рыжуха или Белянка, и дали ей имя Бармайе, то есть «Драгоценная». Со всех сторон собирались люди полюбоваться чудо-коровой, мудрецы вспоминали предсказание о корове, которая выкормит молоком героя-избавителя страны от Заххака, но и сам Заххак о том не забывал — он приказал разыскать и убить благородное животное. Конечно, люди постарались скрыть корову от злодея: отвели на дальнее пастбище, приставили к ней усердного пастуха-хранителя. Вот на эту прекрасную корову Бармайе и наткнулась нежданно-негаданно мать, скитавшаяся со своим младенцем. Рыдая и плача, бросилась она к стражу пастбища и коровы, стала умолять его принять ее сыночка, взять его на попечение и поить молоком дивной коровы.

— Готов я всем служить тебе и младенцу, — отвечал добрый пастух, — я буду его беречь, окружу заботой и лаской.

Фаранек вручила ему дитя, наставлениями материнскими снабдила, а сама побрела дальше.

Три года воспитывал пастух маленького Фаридуна, по-отцовски опекал его, и все это время царь-дракон тщетно разыскивал чудесную кормилицу-корову. Мать ребенка сгорала от беспокойства и страха. И вот, наконец, она не выдержала, приняла решение, явилась на тот луг, где паслась корова, забрала ребенка и сказала пастуху:

— Творец указал мне путь к спасению: я вместе с сыном отправлюсь в Хиндустан*. Там среди высоких гор мы найдем приют и защиту, скроемся от преследований злодея царя.

_____________________________

* Хиндустан — одно из названий Индии.

С этими словами смелая женщина прижала сына к груди и понеслась, как дикая коза, как кобылица быстроногая, держа путь в сторону гор. Там среди скал обитал один благочестивый муж, отрешившийся от мира, посвятивший себя благим делам. К нему и обратилась Фаранек, сказала:

— О праведник, я несчастная беженка из Ирана, я покинула родину, чтобы спасти любимого сына: ведь ему суждено возглавить правое войско, освободить страну от ига дракона, отнять у лиходея царский венец. Приюти же нас, защити мое дитя, помоги вырастить его достойно.

И добрый старец взял на себя заботы о ребенке, укрыл его от невзгод и печалей.

Не зря спешила Фаранек скрыться: вскоре после их бегства Заххак все-таки прознал, где обитает прекрасная корова, явился на тот зеленый луг, пылая злобой, и, словно бешеный слон, сокрушил, уничтожил все вокруг — и чудо-корову, и все живое, что там было. А потом помчался к дому Фаридуна, который уже опустел к тому времени, и спалил его дотла. Ничего не достиг Заххак своим неистовством, так как тот, кому судьбой назначено было покарать слугу Ахримана, спокойно и в безопасности подрастал в горной обители.

Когда же пошел Фаридуну шестнадцатый год, стал он задумываться, начал мать расспрашивать:

— Ответь, кто был мой отец? Почему мне приходится скрываться и таиться? Скажи всю правду: какого я роду-племени, как мне называть себя перед людьми?

— Ну что ж, раз заговорила в тебе благородная кровь и задумался ты о добром имени своем, я тебе все расскажу, — ответила ему Фаранек. — Отец твой — достойный отпрыск славного рода иранских царей, потомок самого шаха Тахмураса. Он был человек светлый духом и разумом, добрый отец и добрый супруг, да неведомо чем он и ты, дитя невинное, навлекли на себя ненависть проклятого Заххака, дракона злобного, поработившего Иран. Схватили драконовы слуги твоего несчастного отца, предали жестокой казни, а нам с тобой удалось скрыться. Я блуждала с тобой по лесам и степям, пока не набрела на чудесную корову сказочной красоты. Она и стала твоей матерью-кормилицей, на ее молоке благодатном ты вырос могучим великаном. Однако и там выследили нас царские соглядатаи, еле мы убежать успели, а Заххак в ярости убил твою бессловесную кормилицу, корову несравненную.

Юный Фаридун слушал рассказ матери, а сердце его жгла боль, в душе закипал гнев и жажда отмщения. Он насупил черные брови и вскричал:

— Я покараю этого гнусного злодея, он получит то, что заслужил! Лев закаляется в битвах, я не побоюсь выступить против царя-дракона!

— Одумайся, сын, — остановила его Фаранек. — Будь ты самым отважным витязем, тебе не справиться одному с могучим царем и его войском. Да стоит Заххаку клич кликнуть, к нему со всех концов земли воины и вассалы соберутся. Только самовлюбленный юнец никого, кроме себя, не видит, может попусту с жизнью расстаться, а я для тебя хочу долгих счастливых лет. Не торопись!

Не ведал Заххак об их беседе, но мысль об ожидавшем его конце от руки Фаридуна не покидала тирана ни днём ни ночью. Он даже созвал мобедов и знать со всей страны и стал понуждать их засвидетельствовать хвалебную грамоту, удостоверить, что, мол, царь Заххак правит справедливо, все делает во благо страны, подданных своих в обиду не дает. Знатные мужи так трепетали от страха перед жестоким правителем, что согласились душой покривить, подписать лживые утверждения дракона. Но тут на царском дворе послышались шум, крики, кто-то громко жаловался на притеснения, взывал к правому суду. Нахмурился Заххак, да не время было суровый нрав показывать, наоборот, требовалось великодушие и доброту сердечную явить, потому и велел он доставить жалобщика к нему. Того привели в собрание, поставили перед царским троном. Немолодой уже человек был, голова седая, но сам еще крепкий, сильный.

— Кто ты, на чьи притеснения жалуешься? — спросил его грозный царь.

— Я кузнец Каве, пришел сюда правды искать! — воскликнул тот и ударил себя по седой голове. — Ни в чем я перед царем не грешен, а от царя непрестанно терплю обиды жестокие, муки смертные. Где твоя справедливость? Восемнадцать сыновей у меня было — и всех их забрали твои стражи, всех сгубили на потребу змеям царским. А теперь последнего сына отнимают, одного меня хотят оставить на старости лет... Где же правосудие, где закон?!

Заххак мрачно слушал гневные и горестные стенания несчастного отца и дивился про себя: никто еще не осмеливался ему такие слова говорить. Потом отдал приказ, чтобы вернули Каве сына, — он думал этим смягчить сердце отца, привлечь его на свою сторону. Помиловал царь юношу, а сам кузнецу на грамоту указал, чтобы тот тоже поставил свое имя под восхвалением царских порядков.

Каве прочитал, что там написано было, кинул взгляд на собравшихся старейшин и сановников да как закричит:

— Ах вы, пособники дивов, забыли вы страх перед Создателем, что ли?! Силам ада вы предались, сердца дьявольским речам открыли... Ну я-то не стану свидетельствовать ложно, не буду падишаха обелять!

С этими словами он изорвал свиток с льстивыми заверениями, растоптал клочки, схватил за руку возвращенного ему сына и выбежал вместе с ним из дворца.

А вельможи опять завели хвалы Заххаку, на все голоса запричитали:

— Да как смеет этот худородный Каве такие речи держать пред ликом царя? Неуч и грубиян, мужлан неблагодарный, он нашу грамоту прекрасную порвал, которую мы во славу царя составили... Вернуть его надо, наказать!

Но грозный царь вдруг молвил им в ответ:

— Послушайте, что я вам скажу: тут дело непростое. Едва вошел Каве в палату, я от него глаз не мог отвести, слова его сами в мои уши проникали, а рука моя на него не поднималась — словно между ним и мною гора железная выросла. А когда начал он себя по голове бить, удары как будто прямо в сердце мне попадали. Не иначе знак это был, небесами посланный, а смысл его нам понять не дано.

А Каве выскочил из дворцовых ворот, очутился в толпе народа, которая на площади собралась, и опять стал взывать к справедливости. Был на нем передник рабочий, кожаный, такой передник кузнецы для защиты от огненных искр надевают, он его сорвал, нацепил на острие копья, словно знамя, и поднял над головой, восклицая:

— Добрые люди, честной народ, все, кто Йездана почитает! Собирайтесь все к Фаридуну, спешите — и мы освободимся от ига дракона! Ведь правитель-тиран предался Ахриману, затаил в душе ненависть к Создателю!

Все дальше и дальше шел Каве, и с каждым шагом все больше людей присоединялось к нему, собралась рать немалая. Разузнав, где обретается Фаридун, Каве смело отправился прямо к нему. Когда он приблизился ко дворцу молодого вождя, его встретили приветственными кликами, и Фаридун, поглядев на самодельное знамя, велел украсить его румийской парчой, золотом, каменьями драгоценными. Он приложил стяг к своему челу, сияющему, словно месяц, ибо счел его счастливым предзнаменованием. С той поры этот передник кузнеца стал знаменем царского рода. Каждый новый царь преумножал его драгоценный убор, вешал на него новые изумруды, рубины, алмазы, так что знамя сияло, как солнце, но называли его по-прежнему «знамя Каве».

Молодой Фаридун, увидев, что народ поднялся против тирана, понял: близится поворот судьбы. Он решил, что назначенный час настал, пора ему возглавить собравшееся войско, но прежде всего пошел к матери.

— Время мне выступать в поход, — обратился он к ней, — тебе же надлежит создателю молиться, к нему обращать чистые помыслы, на него уповать.

Слезы из глаз Фаранек ручьем побежали, стала она просить Творца уберечь ее сына, сохранить ему жизнь в предстоящих битвах. А Фаридун тотчас начал готовиться к войне, однако намерения свои пока дер жал в тайне. Он велел выковать себе новую боевую палицу, сам начертал на земле, какой она должна быть — с коровьей головой на конце. Когда же сверкающая палица была готова, в добрый день и час, под счастливою звездой повел Фаридун свое войско на врага. Вихрем полетели они по земле, покрывая переход за переходом, ведомые правым гневом, жаждой отмщения. А как остановились в краю благочестивых, верных Господу людей на ночной привал, к Фаридуну вдруг явился некто светлый, прекрасный, с благоуханными кудрями до пят — то ли гурия, то ли пери* — и посвятил его в сокровенные тайны, даровал ему разрешение самых сложных загадок. И понял Фаридун, что это посланец Йездана, а не черное колдовство Ахримана. Не раз потом помогала ему таинственная сила, открывшаяся пред ним волею Создателя.

_____________________________

* Гурия, пери — фея; ангельская душа.

Промчались воины через горы и степи, вышли к широкой реке Тигр (а по-арабски ее Диджле называют, что значит «стрела», так как течет она меж берегов, словно стрела летит, словно свирепый тигр несется) в том месте, где теперь город Багдад стоит. Но перевозчики — Заххаковы люди — отказались их через реку переправить, на царский запрет сослались, мол, покажите царский указ с печатью. Тут Фаридуна такой гнев охватил, что бурные воды реки его ничуть не устрашили. Он только затянул потуже пояс и направил своего ретивого скакуна прямо в речные волны, ведомый духом мести и борьбы. Соратники его дружно последовали за шахом, омыли седла и коней в водах могучей реки. А когда достигли противоположного берега, тотчас поскакали дальше, минуя город за городом, пока не приблизились к столице Заххака, где стоял высокий царский замок, вершиной подпиравший небо. Посмотрел Фаридун на огромный дворец, на его роскошные палаты и айваны* и сказал своим друзьям:

— Да, если окаянный дракон сумел средь голой пустыни воздвигнуть такие хоромы, то он, наверно, владеет опасной колдовской силой. Значит, нам надо спешить, идти на приступ не мешкая.

_____________________________

* Айван — открытая с одной стороны галерея, помещение под навесом, примыкающее к дому

С этими словами он взялся за палицу тяжелую, пустил коня вскачь и огненным вихрем понесся к воротам дворца, разя стражников мощными ударами, прямо в землю их вгоняя. В единый миг раскидал всю стражу, прямо на коне въехал в опустевший дворец и возблагодарил Творца.

Волшебные чертоги, вознесенные злым чародейством Заххака, Фаридун низверг, с землей сровнял, колдунов мерзких перебил, завладел троном царя, но его самого нигде отыскать не удалось. Юный царь вошел в опочивальню Заххака — а там прячутся красавицы, солнцеликие, чернокудрые. Это были благородные Эрнаваз и Шахрназ. Фаридун приказал им омыть лицо и тело, очиститься от скверны дракона, забыть обычаи недостойные. Когда поняли прекрасные девы, что Фаридун принес им избавление и свет истинной веры, они возрадовались и, заливаясь счастливыми слезами, стали расспрашивать юношу, кто он и откуда, как ему удалось в логово зверя проникнуть? Фаридун в ответ им молвил:

— Никто не вечен в мире, счастье и власть земная непостоянны. Я сын благородного Атбина, загубленного тираном Заххаком, пришел я отомстить за отца и воссстановить справедливость.

И он расказал сестрам про корову-кормилицу, про то, как собрал войско со всего Ирана и привел сюда, чтобы рассчитаться с Заххаком.

— Значит, ты доблестный шах Фаридун, которого Заххак так боялся! — воскликнула Эрнаваз. — Знай, мы тоже девушки из рода иранских царей. Каково нам было терпеть мучения и унижения от дракона, я тебе и описать не могу.

— Так откройте мне, где проклятый змей, куда он скрылся? — говорит Фаридун. — И я с помощью Йездана избавлю мир от этого нечистого.

— Он отправился в Хиндустан, — отвечают сестры, — там сейчас свои злодейства вершит. С той поры, как он услышал пророческие слова о приближающемся конце, места себе не находит, мечется из края в край. И повсюду губит безвинных людей, купается в их крови — думает отвратить от себя страшную кару небес, лишить предсказание силы.

Фаридун остался во дворце Заххака, прекрасные сестры — с ним, пируют они, веселятся, а дворцовый управитель тем временем спешит к царю-дракону, несет ему недобрые вести: Фаридун, мол, в твоей столице как хозяин распоряжается. Заххак, едва услыхал о том, пришел в ярость, накинулся на своего слугу, кричит: лишаю тебя твоего высокого сана!

— Да о чинах ли теперь говорить тебе, государь, — отвечает ему управитель, — когда ты сам отрешен от царского престола, выброшен из державы, как волос из теста?

Заххак разъярился еще больше, тотчас велел сзывать дружину, седлать коней — и войско из людей и дивов помчалось к столице. Двинулись они не прямой дорогой, окольными тропами, исподтишка проникли в столицу, навалились на воинов Фаридуна. Завязался бой кровавый не на поле брани — на городских улицах сражались противники, с коней соскочили, схватились врукопашную... А горожане, измученные жестоким тираном, из последних сил помогали Фаридуновым ратникам: из дверей да с крыш домов камни в дивов бросали, стрелы и копья метали.

Кипит в городе страшная битва, солнце тучей пыли закрылось, звон мечей и стон стоит над сражающимися, а Заххак, охваченный злобой и ревностью, украдкой оставил ряды бойцов, забрало на лицо опустил и устремился во дворец: он жаждал крови красавиц, предавшихся Фаридуну, обо всем забыл, снедаемый ненавистью. Но только пробрался он во дворцовые покои, как Фаридун ураганом налетел на него, занес свою палицу, увенчанную коровьей головой, ударил — и раскололся боевой шлем Заххака. Однако тут явился пресветлый Соруш*, посланец небес, и удержал карающую руку Фаридуна.

— Его время еще не пришло, не убивай, — молвил он. — Ты должен связать его, доставить в дикое горное ущелье, недоступное людям, и подвесить между двух утесов над бездной — пусть ожидает там конца своего.

_____________________________

* Соруш — божественный посланник, передающий людям волю Бога, сам полубог-полуангел; этот персонаж восходит ещё к зороастрийскому пантеону, где ему отводилась роль божества послушания.

Так и завершилась битва с Заххаком. Царь Фаридун воссел на трон, уничтожил все неправые законы и установления тирана и велел глашатаям объявить по всей стране, что войне конец, наступил мир — можно возвращаться к мирным трудам, жить спокойно и без боязни. А злонравного царя-дракона Фаридун, выполняя волю небес, сам отвез в далекие глухие края, там, в самом сердце гор высоких, Фаридун прибил его гвоздями к отвесной скале над глубокой пропастью. Так и остался злодей висеть в этом страшном и мрачном месте, каплю за каплей роняя свою черную кровь в бездну.

Вот куда приводят пути неправые! Не лучше ли обратит свое усердие к благим делам? Ведь придет час, не удержит человек в руках своих ни хорошего ни дурного — пусть хоть память светлая о нем останется. А для этого бесполезны богатства, сокровища, дворцы высокие — только доброе слово послужит тебе памятником, не пренебрегай же словом никогда. Ведь и Фаридун был не ангел, не на мускусе и амбре был замешен, он достиг всего, чего достиг, справедливостью и великодушием. Он следовал заветам Йездана, очистил мир от скверны Заххака и заточил лиходея в горах, он воздал за смерть отца своего, взошел на высокий царский престол и изгнал из своих владений пособников зла.

Но и отважный Фаридун ушел, покинул мир, когда пробил его час. Пятьсот лет царствовал он и скончался, оставив престол, ничего не унес с собой, кроме тоски и печали, — такова участь и знатных и простых людей на земле.

ФАРИДУН И ЕГО ПРАВЛЕНИЕ

Но смерть настигла Фаридуна через пять веков, сейчас же обратимся к самому началу его правления, когда он победителем воссел на иранский трон. Он вступил в царский дворец в первый день месяца мехр*, и с этого дня жизнь всей державы вернулась на правый путь, пошла по заветам Йездана. Мир избавился от скорбей и печалей, люди вздохнули спокойно, ничто их больше не тяготило. И учредили на радостях мудрецы мобеды новый праздник в день новолуния: в честь нового мира, спасенного от зла и насилия, в честь шаха нового подняли чаши с молодым светлым вином. А царь Фаридун приказал жечь огни и костры, бросать в пламя благоуханную амбру и шафран. И назвали тот праздник Мехреган, очень почитали его в древние времена, веселились и радовались в этот день, от трудов отдыхали.

_____________________________

* Мехр — седьмой месяц солнечного персидского календаря, соответствующий сентябрю-октябрю.

Фаридун, освободивший Иран от кровожадного дракона, царил, ни разу не преступив законов справедливости, а народ за это призывал на него благодать Творца и осыпал доброхотными дарами, словно золотым и алмазным дождем. Фаридун правил рачительно, объезжал страну, вникал во все дела, предотвращая нечестие или запустение, возмещая утраты, щедро дарил подданным милости царские, как и подобает истинным падишахам. Мир преобразился и украсился за время его правления, можно сказать, вместо сорняков выросли повсюду розы и кипарисы, так что земля почти что в рай обратилась.

К тому времени, когда достиг Фаридун пятидесяти лет, у него уже было трое сыновей: двое старших от прекрасной Шахрназ, а младший — от красавицы Эрнаваз. Все трое походили на отца и лицами и силой природной. Однако имен им Фаридун еще не дал — пращуры наши полагали, что ребенок должен подрасти, свою внутреннюю сущность проявить, тогда и получит имя подходящее. А главное, береглись от дурного глаза, боялись, что темные силы подслушают имя драгоценного чада да и нашлют на него беду, а то и вовсе к себе заберут, отнимут у родителей. Но вот однажды Фаридун взглянул на своих сыновей, видит — подросли они, готовы уж для царского венца и престола. Он решил, что пора их женить, вызвал мудрого советника своего, человека преданного и деятельного по имени Джендель, и приказал ему сосватать невест для царевичей.

— Найди таких девиц, чтобы были сестрами, собой были хороши, наружностью схожи, из семьи знатной и благочестивой, таких, чтобы были достойны моих сыновей, — наказал он Дженделю. — И пусть будут они еще безымянными, — значит, берег их отец, даже окликнуть никому не давал.

Тот советник немедленно принялся за дело, обыскал весь Иран, за его пределы выехал, однако девушек, подходящих под описание царя, найти не удавалось. В конце концов мудрец добрался до далекого Йемена: он прослышал, что у йеменского царя по имени Сарв (что значит «Благородный Кипарис») есть три дочери, в точности такие, каких желал Фаридун для своих сыновей. Джендель явился к царю Сарву, поклонился, приветствовал его, как положено, и на вопрос царя, с чем он прибыл, ответил:

— Царь Фаридун прислал тебе привет, желает он тебе править долго и счастливо, умножая богатства казны и не зная забот. Да будет тебе ведомо, что у Фаридуна возросли три сына — а ведь у человека нет сокровища дороже детей! Поэтому он ищет для них достойных спутниц жизни, невест безупречных и несравненных. И дошло до царя, что в женских покоях своего дворца ты ревниво бережешь трех дочерей, трех луноликих красавиц, до сих пор именами их не нарек. Так же и наследники Фаридуна взлелеяны. Видно, судьба так решила, что должны соединиться три девы-луны с тремя молодыми царями. Вот что наказал передать тебе могучий царь Фаридун. А ты что скажешь?

При этих словах царского посланца сердце царя Сарва так и сжалось, нахмурился он, сморщился, словно цвет жасмина в тухлой воде. Кроме тех трех дочерей, детей у него не было, он любил дочек безмерно, делил с ними все думы и дела, отпустить их в чужие края для него было все равно что света дневного лишиться. Сарв велел отвести посла в богатые покои, чтобы тот отдохнул с дороги, а сам созвал своих мудрецов, мужей государственных, на совет, стал с ними обсуждать, как лучше поступить: ведь согласиться сердце не велит, а отказать — боязно, грозен Фаридун-миродержец.

Умудренные жизнью мужи сказали Сарву: — Не следует тебе трепетать перед каждым дуновением ветра судьбы. Конечно, Фаридун — царь царей, но ведь и мы тут — не рабы ничтожные. Мы люди вольные, независимые, можем за себя с оружием постоять. А тебе совет такой дадим: если хочешь уберечь страну от кровопролития, не говори лишнего, уклонись от споров, но поставь Фаридуну такие условия, такую загадку загадай, с которой ему не справиться.

Сарву их речи пришлись не по душе, большого смысла он в них не увидел. Он велел позвать Дженделя и молвил ему:

— Царство мое малое, где мне с великим Фаридуном тягаться, но он правильно сказал: нет для человека ничего дороже потомства. Попроси царь у меня престол йеменский, царство, даже глаза мои — не так было бы мне жалко, как жаль деток милых. В них одна моя радость! И все же отказать я не могу. Пусть Фаридун пришлет ко мне своих сыновей, я погляжу, каковы они: если достойные юноши, я раскрою им объятия и вручу моих красавиц дочерей.

Посол возвратился к Фаридуну с этими вестями, тот поведал сыновьям о своем намерении женить их и о выборе невест, а потом стал наставлять:

— Сарв — властитель достойный и рассудительный, вы должны показать себя перед ним, явить учтивость и скромность, красноречие и проницательность. Избегайте лицемерия, придерживайтесь истины, но все же опасайтесь ловушек, которые может расставить перед вами будущий тесть. Ведь он захочет испытать вас, призовет прекрасных дочерей, похожих одна на другую, как нынешняя луна на вчерашнюю, и спросит, кто из них старшая, кто младшая, а кто средняя. Запомните, первой войдет в палату царскую младшая дочь, старшая появится последней, а между ними будет средняя.

Светлые разумом царевичи со вниманием выслушали отцовские наставления и стали собираться в путь. Они выехали в сопровождении пышной свиты мобедов, а за ними двигалось войско из витязей отборных.

Узнав об их приближении, Сарв устроил торжественную встречу: выстроил воинов в парадных доспехах, выслал вперед именитых людей, родичей своих, чтобы приветствовать гостей, осыпать их жемчугом и шафраном, золотом и мускусом в знак приязни и почета. А уж дворец разукрашен был — прямо как рай: стены серебром и золотом сверкают, драгоценной румийской парчой завешены. Провели там царевичи ночь, приободрились, а наутро Сарв, как и предвидел Фаридун, вывел дочерей показать им. Три красавицы шли одна за другой, светлые, прекрасные, неотличимо похожие. Царь-отец стал спрашивать приезжих царевичей, которая из дев старшая, которая младшая, и юноши ответили, как их учил отец. Удивились все собравшиеся мудрым ответам, а Сарв смутился, понял, что ухищрения его не помогут, и согласился обручить дочерей с сыновьями Фаридуна.

После того девушки, зарумянившись и потупившись, удалились к себе в покои, а царь Сарв с молодыми царевичами сели за чаши с вином. Осушали они кубок за кубком, когда же царевичи захмелели, их потянуло ко сну. Хозяин распорядился постелить им в саду, под деревьями цветущими, возле чистого водоема. И тотчас Сарв, который был искусным колдуном, принялся ворожить, нагонять на всю округу смертельный холод, так как он замыслил погубить царевичей, заморозить их до смерти. И вот уже степи и предгорья сковала стужа небывалая, подул свирепый ветер, застыло все живое, даже птицы не в силах были крылья расправить. Но недаром царевичи были сыновьями разрушителя чар Фаридуна: почувствовав холод, они вскочили на ноги, встряхнулись, и светлый фарр вместе с царской предусмотрительностью помогли им пре одолеть волшебство, мороз их не коснулся, они остались целы и невредимы.

Едва солнце выглянуло из-за гор, царь-чародей поспешил в свой сад поглядеть на посиневшие от холода тела благородных женихов, убедиться, что его дочери любимые останутся с ним. Да не тут-то было, не осуществились его желания, небесные светила по-другому решили. Понял Сарв, что колдовство не принесет ему пользы, и смирился с судьбой, созвал к себе во дворец всю знать, отомкнул двери сокровищниц, такой роскошный пир устроил, что и не видывал никто, и передал трех солнцеликих красавиц доблестным женихам. При этом он сказал:

— Прекрасной луне подобает царственный супруг, поэтому я на ваших глазах вручаю своих дочерей, которые мне дороги, как зеница ока, молодым шахам, чтобы они берегли их пуще глаза, любили и нежили.

Оплакав разлуку с дочерьми, Сарв собрал им богатое приданое, велел погрузить добро на верблюдов, щедро одарил зятьев, и молодые цари отправились ко дворцу Фаридуна, домой.

ФАРИДУН ИСПЫТЫВАЕТ СЫНОВЕЙ И ДЕЛИТ МЕЖДУ НИМИ МИР

Когда Фаридун получил известие, что его сыновья возвращаются с юными женами, он безмерно обрадовался: значит, преодолели царевичи все препятствия, доказали, что они взрослые мужи. Но все-таки царь решил подвергнуть своих детей еще одному испытанию. В свое время Соруш открыл Фаридуну многие тайны и волшебство дозволенное, так что царь в одно мгновение обратился в страшное чудовище, огнедышащего дракона, и понесся навстречу юношам, преградил им путь, грозно шипя и изрыгая пламя. Первым ехал старший царевич, разумный и рассудительный. Он сказал:

— Человеку не следует заступать дорогу столь отвратительному чудовищу, нельзя рисковать своей жизнью из-за гнусной твари!

С этими словами он отпрянул в сторону, избежав зловонной пасти дракона, а тот направился к среднему сыну. Средний не стал долго раздумывать, натянул тетиву лука и уже хотел пустить стрелу, восклицая:

— Мне все равно, хоть витязь на коне, хоть дракон на земле — всех перебью!

Но тут подоспел младший брат и грозно крикнул змею:

— А ну прочь с дороги! Тебе ли, ползучему крокодилу, тягаться с ярыми львами? На кого покушаешься — ведь перед тобой сыновья царя Фаридуна! Убирайся отсюда, а не то узнаешь тяжесть царской палицы и вкус позора.

Довольный доблестью царевичей, дракон, под личиной которого скрывался Фаридун, исчез из глаз, а на дороге показался сам великий царь, выехавший навстречу сыновьям в сопровождении войска и пышной свиты, в полном блеске и славе, со своей булавой рогатой, со знаменем и с боевыми царскими барабанами, такими огромными, что их везли на слонах. Царевичи при виде отца соскочили с коней, пешком к нему подбежали, стали целовать землю перед шахом под грохот литавр и трубные крики слонов. Отец их поднял, к груди прижал и повел во дворец, восхваляя Создателя, который определяет все на свете, доброе и дурное.

Вскоре после того он позвал к себе юношей, подтвердивших свои природные достоинства, и молвил:

— Тот свирепый дракон, что вам встретился, был я! Хотел я испытать ваши свойства людские — и вы себя отменно показали. Теперь можно дать вам имена, такие, чтобы соответствовали внутренней сущности вашей. Тебе, старший, имя будет Сальм, «Сохранность», поскольку ты сумел избежать пасти чудовища и остаться невредимым. Среднего, который явил такую безрассудную храбрость, который не отступил бы и перед слоном бешеным, назовем Тур, то есть «Буйвол», ярый бык. Смелость — это царское качество, робкий сердцем для трона не подходит. Младший же показал себя человеком решительным и прозорливым, знающим, когда надо действовать быстро, а когда — не спеша. Он умеет найти середину между огнем и пеплом, поступает по велению разума. Если смелый и благородный еще и умен, ему нет равных в мире, потому и подобает ему имя Ирадж, «Солнце». Надобно также наречь именами ваших прекрасных жен. Пусть жена Сальма зовется Арзу — «Желание», жена Тура — Азаде — «Благородная», а жена Ираджа, красота которой блистает подобно йеменской звезде Сохейль*, — Сахи, «Стройная».

_____________________________

* Сохейль — звезда Канопус, которая считается счастливой; Сохейль видна особенно хорошо в небе южных стран, например, в Йемене, а поскольку слово «йемен» также означает «счастливый», то получается, что Сохейль — йеменская звезда.

После этого сверился Фаридун с записями звездочетов о положении небесных светил, посмотрел, какая судьба предназначена каждому из его сыновей. И увидел он, что в гороскопе Сальма — Зохаль-Сатурн под знаком Стрельца, в гороскопе Тура — Лев в доме Бахрама-Марса, а у Ираджа — Овен в доме Луны. И понял царь, что это дурные предзнаменования, что звезды предвещают его сыновьям смуту и войну.

Итак, царь Фаридун заглянул в тайны судьбы, но все же решил разделить мир между сыновьями. Он отдал Сальму Рум* и Запад, Туру — Туран и Чин, а Ираджу — Иран и соседние с ним степи арабские. (Надо сказать, что все эти земли принадлежали тогда иранским шахам — и Рум, и арабские пустыни, а в Туране вообще издавна обитали иранские племена, он и название свое получил по имени Тура, властителя своего, тюрки же пришли туда позднее — то ли из-за гор восточных, то ли еще откуда-то — и стали потом эту страну называть Туркестан, то есть «Страна тюрок».) Сыновья остались довольны решением отца. Сальм тотчас выстроил славное войско и повел его в сторону заката. Обосновался там, утвердил свой трон и с той поры прослыл владыкой Запада. Тур со своим войском двинулся на восток, прибыл в стольный город, вступил на царский престол и начал править, как подобает отважному и щедрому властелину. Мудрецы и знать одобряли его и называли не иначе как Туран-шах. А Ирадж остался с отцом в самом Иране, срединном царстве. Фаридун передал ему свой царский престол, так как считал его достойным венца и трона, царской печати и меча. Так все три сына воцарились на своих местах и начали успешно вершить дела, заботясь о подданных, зажили все вокруг мирно и счастливо.

_____________________________

* Рум — средневековое восточное название Византии, оставшееся со времен господства в Малой Азии римлян; в «Шахнаме» под Румом, очевидно, подразумеваются кавказско-причерноморские области.

[…]

© Издательский дом «РИПОЛ-КЛАССИК»,
перевод, пересказ, 2002.

Текст воспроизводится по изданию

«Книга Царей или Шахнаме: Эпические предания народов Ирана»,

М., 2002.