Смог Золотой
Дракон Автор
Ветер в глаза - нет тормозам!!!
Сообщений: 559
Offline
|
Продолжаю "Хроники...". Придумал новою персонажу... Выкладываю первую повесть с ней... З.Ы. Прошу снисходительно отнестись к моему образу дампира.
"Исповедь убийцы"
Желтый лист, текст напечатан на печатной машинке. Пахнет воспоминаниями, Конторой, побежденным страхом и радостью. Слегка – убийствами, чужой ненавистью, предрассудками и замкнутостью (выветривается). — А я не собираюсь впускать эту патрульную задницу в Контору! Пусть катиться отсюда ко всем чертям! — Но его надо впустить, Мэт. Он – наш единственный шанс. — Да пошел он, сволочь! Этот гад еще смеет называть себя Патрульным! Этот маратель мундира, засранец долбаный! — Мэт, отойди от двери. Мне тоже глубоко неприятен этот человек. Все ценные вещи я от него уже спрятал. — А я, значит, просто так, да?! Вы ведь на меня его спихнуть пытались?! Я, значит, вещь не ценная?!! — Ты бесценна, солнышко. Но уйми свой пыл. Разговаривать с ним буду я и Добб. Ты пока можешь скрыться на кухне. Мэт попыталась что-то возразить, не нашла слов и всплеснула руками. Смоляно-черные волосы ее взметнулись прямо у моего лица. Матерясь сквозь зубы, она яростно прошагала мимо меня на кухню, всем видом своим показывая, что обо мне думает. И думы эти были не очень лицеприятными, скорее даже непечатными. В свое дежурство она не любила появления каких-либо патрульных, а тем более таких. Какая муха ее сегодня укусила? Обычно ее и не замечаешь, сидит возле окна и рисует в своем блокноте. Или любуется огнем, который кружит небольшим шариком у нее над ладонью. Она обычно не выявляет своего недовольства чем-либо, а тем более – таким способом. Она дампир – дочь вампира и смертной, и просто невероятный охотник на нечисть. Но, глядя на эту хрупкую, застенчивую девушку, никогда не скажешь, что перед тобой одна из самых опаснейших за всю историю Города наемных убийц. Мэт – одна из самых жестоких работников Конторы, и крайне нелюдимая. В армии она была снайпером, причем снайпером первоклассным. Мне кажется, она боится своей жестокости. Впрочем, вошедший в дверной проем человек был гораздо неприятнее. Странно, что он все еще служил в Патруле. Лейтенант Гоша Грымзовенко полностью соответствовал своей фамилии. Чем-то смахивающий на хорька или крысу, он был весьма невоздержан на действия, язык и руки. Наглый до отупения, он тут же начал материться. Другого языка он просто не знал. Я от всей душе врезал бы ему по морде, но сейчас только он был нам нужен. Его искал престранный клиент, от которого так и разило некромантией. Нам хотелось знать, на кого мы работаем. Речь лейтенанта была настолько далека от изысканной, что приводить здесь я ее не буду. Противно писать. Но мы таки добились своего: как оказалось, никакого типа, подходящего под описание клиента, он не знает. Спровадив его, пока он не начал цепляться по мелочам к документации (не буду врать, что там у нас все гладко), мы с Доббом облегченно вздохнули. Этот патрульный был крайне напрягающим человеком. — Мэт! Выходи, этот пройдоха уже ушел! Не забудь, сегодня твое дежурство! Не надо отсиживаться на кухне и сваливать всю работу на коллег, как было в прошлый раз! Из-за двери донеслось какое-то невнятное хрипение. Что там твориться, интересно?! Мы с Доббом переглянулись и почти одновременно рванулись на кухню. Едва не выбив дверь, мы встали, осматриваясь, готовые ко всему. Сидящие за столом девушки посмотрели на нас как-то странно, а Лиса еще и выразительно покрутила пальцем у виска. Мы невольно сконфузились... Как оказалось, Мэт простудилась и после нашего спора страшно осипла. Если честно – мы подумали, что это Грымзовенко пришел не один и попытался захватить Контору с черного хода. Есть у него такой пунктик – он считает, что мы преступники и от нас надо избавить мир. А кто тогда, интересно, будет выполнять за Патруль всю работу? — Я говорю, сами сюда идите. У нас здесь чай стынет. — У-у, как ты хрипишь-то, солнышко! Ну-ка давай, помолчи немножко, я пока тебе чай с медом сделаю. — Спасибо, дядя Саша. — Она попыталась улыбнуться. Странный сегодня денек, должно быть. — Молчи, кому говорят! Болтает еще она. Вот Глеб вернется – передам тебя ему с рук на руки. — Кстати, а куда вы его отправили, Александр Анисович? — Он взял дело о драконьем убийце. Ему надо найти и привести сюда ту патрульную, ну, которая укушенная демоном. Она ведущий следователь Патруля по этому делу, нам понадобиться любая помощь. — Она? Ангелина Волчара? Ведущий следователь Патруля? По ТАКОМУ делу? В Патруле, наверное, что-то с головой у начальства! — Алиса едва не поперхнулась чаем от возмущения. — Сначала не выгоняют этого гада подколодного, Грымзовенко, а теперь поручают сложнейшее дело младшему лейтенанту, только что из колледжа! Я с них косею... — Не все так грустно. Это дело ей доверили не просто так, она уже успела себя зарекомендовать как отличный сотрудник. Просто ей может не хватить опыта. И это значит, что нам надо будет помочь ей. Собственно, об этом Совет Старейшин драконов меня и попросил. Естественно, не бесплатно. — Было бы странно, если бы городская драконья община не располагала финансами. — Их благодарность не будет иметь границ, в разумных пределах. — Можно будет обновить парк автомобилей, нанять еще работников, выбиться на гособеспечение... — Размечтался Добб. — Ага, еще что придумаешь? Не думаю, что драконы будут настолько щедры. Они известные скупердяи. Не такие, конечно, как гномы, но ненамного щедрее. — Не упоминай об этих маленьких мерзавцах, Лиса. У меня руки чешутся проучить уродцев после того, как они меня кинули. Как последнего лоха провели! — Добб стукнул кулак о ладонь. При его габаритах, массе и угрожающей внешности жест получился весьма внушительным. — Кстати, Алиса, как там твоя новенькая? — Я быстро перевел разговор в другое русло, пока парень не вышел из себя и не пошел выбивать золото из драконов и гномов. И тех и других было бы очень жалко... — Как ее успехи? — Она должна скоро прийти на занятие. У нас изучение огнестрельного оружия. Я опасаюсь, что по рукопашному бою она скоро заткнет меня за пояс. Невероятно способная фёрри, все схватывает налету. Нам невероятно повезло, что мы успели ее завербовать – девочка наивная и любопытная, как кошка. Обязательно бы вляпалась в какую-нибудь историю. — Надо будет на нее посмотреть. На кого она учиться? — На инженера. Не знаю точно, на какого именно, но по технике она шарит превосходно. Отец у нее техник, да к тому же и кузнец. — Да, интересная особа. Фурри, говоришь? Это не очень хорошо. В Городе еще много расистов, не признающих их равными себе. Надо обеспечить ее защиту, ее и ее семьи. — Да, наверное. Все как-то примолкли и допили чай. За окном раздался рокот. В дверь позвонили. Мэт вздохнула, но не стала манкировать своими прямыми обязанностями и прошла в зал конторы. Мы тоже вышли из кухни и заняли свои места: я – за столом босса, Алиса – по правую сторону от него, а Добб на всякий случай встал возле двери. — Войдите! — Лекарство подействовало, голос Мэт снова вернулся в норму. В зал Конторы вошла высокая худощавая девушка с короткими светлыми волосами и длинным прямым носом. Она была одета в униформу, но по-своему: темно-синяя патрульная куртка сочеталась с черными кожаными штанами, рукава утепленной рубашки с погонами были заправлены в длинные мотоциклетные перчатки. Вместо положенных по форме зимних сапог она носила всесезонные сапоги для мотокросса, с блестящим каркасом из нержавеющей стали. Если добавить к этому перехватывающий волосы ремешок, из-за которого они стояли торчком, карие глаза и слегка заостренные уши, то можно считать портрет законченным. На лбу девушки красовались ветрозащитные очки, а за окном виднелся мощный чоппер. Извините за столь подробное описание – профессиональная черта сыщика, мелкие детали личности клиента могут выдать многое... Сегодня что, магнитная аномалия? Или эпидемия? Или это что-то другое? Едва увидев друг друга, девушки выхватили пистолеты. Черный «ЗигЗауэр» и серебристый «Бердыш» хищно уставились на противниц. В глазах обоих девушек читалась дикая ненависть друг к другу. — Ты! — Вскрикнула патрульная. — Ты... — Прошипела Мэт. — Они сошлись. Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень... — Нарочито громко продекламировал Добб. — Александр Анисович, и что мне теперь с ними делать? Пристрелят ведь в запале, как пса шелудивого. Стервы, они, конечно, обе порядочные, но и стрелять обе умеют. — Мэт, что случилось? В чем причина? Объяснись! — Я очень опасался за жизнь патрульной – Мэт не знает жалости и раздумий, если надо кого-нибудь убить. Если честно, я очень удивился, что у нас на полу до сих пор не валяется тело мертвого офицера. — Мэт, ответь! — Эта сука убила мою мать! А вы все с ней заодно, да?!! — Неожиданно психанула патрульная. Это многое проясняло. — Это тебя я видела на чердаке! Это твоя винтовка была на снайперской точке! Из нее убили мать! Ты убила ее, все улики против тебя! — А ты убила моего отца. Мы квиты. У меня был заказ на всю вашу семейку, так что благодари своего бога за то, что я бросила это дело. — Голос Мэт был страшно спокоен. Не знаю, есть ли у нее душа. — Твой отец был преступником, сукина ты дочь! — Не надо касаться моей матери... — Грянул выстрел. Но никто не упал. Фу-у-у-ух... Слава богу, все живы! Пару дырок от пуль в стенах мы как-нибудь заделаем. — Я не в праве сказать тебе уходи. Но я не хочу убивать тебя здесь. — Я бы с удовольствием пристрелила тебя, сволочь. Но лучше я засажу тебя в «одиночку». Пожизненно. — Девочки, опустите пушки. Как души прошу! Вы же мне тут весь офис испортите, твари, а я только месяц назад самолично все красил. Западло, однако! — Добб резко подошел и вырвал у них оружие. Даже при его нечеловеческой силе это сделать было нелегко. — Вот так-то. Успокойтесь, падлы, пожалуйста. — Ты прав, Добб. Она мне не соперница. Я не буду убивать ее здесь. — Нигде не надо ее убивать! Так, Мэт, ты от дежурства на сегодня отстраняешься. Что с тобой вообще сегодня такое?! — Я не знаю... Просто... — Она не договорила, погрустнела и ушла в комнату архива, качая головой. Мне показалось, или я заметил слезы?! — Александр Анисович, что это с ней? — Не знаю, Добб. Съезди, пожалуйста, к новенькой, скажи, что бы сегодня не приходила. А сам прогуляйся по Городу к драконам. Лиса, введи следователя в курс дела, проводи ее и давай сюда. С Мэт что-то не так. Раздав указания, я прошел в архив. Мэт сидела в своем любимом старинном кресле в углу и... плакала? Мэт плачет?! Но, боже мой, как странно и нелепо... — Ну, девочка, перестань. Перестань, успокойся. Ну, все, все, маленькая... — Это страшно! Оу-у-у, как это страшно! Все считают меня убийцей, все считают, что я бездушная! А я... А мне тоже жалко тех, по кому я стреляю... У меня каждая жертва на сердце зарубку оставляет! Они... Я чувствую их боль... Их мысли, страхи, отчаянье! Они все у меня в голове... И отец там, с ними... И... Мама... Тоже там! А я... Я просто не могу жить иначе... Этот зов, страшный, тоскливый... Как я мечтаю, что бы все это прекратилось! Как я хочу жить нормально, как все... Иметь семью, детей, друзей! Как мне страшно прекратить убивать... И... Я никогда не прекращу... — Ну, все, все. Все будет хорошо, все наладиться, и ты тоже будешь счастливой. Обязательно будешь счастливой, а как же иначе? — Нет, вы не понимаете! Вы не знаете, каково быть убийцей! Каждая жертва... Каждая цель... Это страшно... Как это страшно! Какая идиотская идея пришла в голову создателю – дампир... Дампир! Это... Это же... Как приговор... Приговор убивать, всю жизнь убивать! И ни как иначе... Почему, почему меня никто не убьет?! Убейте меня! Убейте... — Прекрати, никто не собирается тебя убивать. Успокойся девочка моя, успокойся... — И я не могу убить себя! Не могу... Я пыталась... Оу-у-у, сколько раз я пыталась! Я не могу... Физически не могу! — Она выхватила кинжал и прежде, чем я успел что-либо предпринять, с силой провела себе по запястью. Выступившая кровь тут же остановилась, а рана затянулась – по регенерации дампир переплюнет даже вервольфа, не говоря уже о людях и вампирах. — Видите... Я не могу! Не могу... Но как хочется... Я не должна жить! — Хватит, солнышко, успокойся, успокойся. Не надо так! — Добрый вы, дядя Саша... Но я боюсь... Как я боюсь! — Ну, хватит, ну, не бойся. Чего бояться-то? — Я так боюсь, что однажды убью вас... Единственного человека, который не относился ко мне, как к опасному, бездушному оружию... Человека, заменившего мне родителей... — Ох, ты ж горюшко мое... — Я прижал ее к себе покрепче, а она вся содрогалась от рыданий. Я вспомнил, как мы нашли ее. Я тогда еще был старшим следователем Патруля, и собирался выходить на пенсию. Это была моя последняя операция...
...Мы шли по следу банды уже третий час. Эти парни метались, как зайцы. Но вот след обрывался. Обрывался кровавым месивом. Ребята из криминалистов сразу начали фотографировать. И тут я краем глаза заметил какое-то движение. Мелькнувшая тень, не более. — Эй, осторожнее! Здесь кто-то есть. Возможно, убийца решил вернуться. — Да, решил. И уйдет только со своей матерью. — Из проулка показалась девочка лет четырнадцати. Ее можно было бы принять за обыкновенного ребенка, если бы не несколько особенностей. Она была необыкновенно бледна, черные как смоль волосы опускались за плечи. На левой щеке был странный рисунок, как мы выяснили потом – татуировка. Готичная стилизация пресекала глаз и спускалась вниз по лицу. Не было никакого определенного мотива, но выглядела татуировка на матово-бледной коже очень эффектно. Девочка была жутко изранена. А еще она была вооружена. Два странно изогнутых, объятых колдовским пламенем клинка из черного металла. Девочка сжимала их в руках крайне решительно и умело. На одежде была видна кровь. Да и сама одежда была необычной: Черный кожаный корсет, едва прикрывающий живот, высокие сапоги до колена и облегающие кожаные штаны. Еще длинные черные перчатки, тоже из кожи. Этот наряд совсем не стеснял движений, идеальный для легкого изворотливого бойца. — Я пришла забрать свою мать. Не стойте у меня на пути. — Боже мой, как она вообще на ногах держалась?! Девочка прошла через трупы к небольшому закутку. Там, скорчившись от смертельной раны, лежала женщина. Она была уже мертва. Девочка попыталась поднять ее, но сама свалилась рядом. Она покорно закрыла глаза и прижалась к трупу матери... Естественно, мы не могли оставить ее там. Я взял ее к себе, но, к стыду своему, не смог повлиять на нее никак. Да и бывала-то она дома крайне редко: чаще можно было увидеть ее на верхушке дерева во дворе, чем у себя в комнате. Через неделю у нее появилась татуировка на второй щеке. Когда я спросил ее, что это значит, то она сказала, что убила еще одного дампира. Первым был ее брат – он проиграл поединок. Я ужаснулся. Замкнутая, она никогда не проявляла никаких эмоций. Странная и очень красивая девушка выросла из той девочки-подростка в переулке. Парни засматривались на нее, но как только им говорили кто это, со страхом отступались. Все дампиры – жертвы страшных предрассудков, и все они обречены убивать. Она не меняла стиль одежды, лишь подбирала себе ее по размеру. Как оказалось, это был доспех. Большая часть его изготовлялась из дубленой шкуры черного дракоящера, но были и гармоничные кольчужные вставки из мифрила. Оба материала, несмотря на качество, красоту и прочность, были весьма дороги. Где она брала деньги на этот костюм, я не знал, да оно и к лучшему, наверное. Клинки она всегда носила с собой, за спиной. Татуировки на лице разветвлялись после каждой новой жертвы-дампира. Она зарабатывала мрачную репутацию убийцы. Она никогда не плакала и вела себя скорее как бездушная машина, чем как живое существо. Отец был для нее всем, хотя большего мерзавца следовало бы еще поискать. Он отказался от нее, боясь, что незаконнорожденная дочь бросит тень на его репутацию благородного вампира. Когда я основал Контору, девушка неожиданно заинтересовалась. Радуясь хоть какому-то проявлению ее живости, я принял ее. Однако это не изменило ее нисколько. Она по-прежнему была бездушной машиной для убийства. Мэт осталась верной себе даже после армии.
И вот она плачет. Мэт плачет. Чтобы понять мое удивление представьте, что пистолет у вас в руках вдруг заплакал о мишени. Странно, невероятно. Но, может, оно и к лучшему... — Александр Анисович, как она? — Алиса вошла в архив быстрым, беспокойным шагом. — Что с ней? — Лиса... Какая ты добрая ко мне! А я... А я, наверное, когда-нибудь тебя убью... Не со зла! Но... Просто... — Ого, да у нее, кажется, истерика. На почве чего? — Она боится саму себя. Боится, что инстинкт убийства одержит в ней верх и она убьет нас. — Чушь какая! Ну-ка, одумайся, Мэт. Не обязательно надо скрывать душу, что бы контролировать себя. Мы же все хотим тебе помочь! —Но... Нет! Лучше убейте меня, убейте! Я никогда не прощу себе, если убью вас... Никогда! — О Mama mia, let me go! Мэт, прекрати, пожалуйста. У нас еще дел нераскрытых выше крыши, а ты тут истерики разводишь! Никого ты не убьешь, все будет просто великолепно! Запомни, крошка, на смену ночи всегда придет утро, ау! С таким огромным зарядом оптимизма, заполнившего душное помещение, было чертовски трудно бороться! И Мэт... Улыбнулась! Наконец-то она улыбнулась!!! Боже мой, как это прекрасно, когда близкий тебе человек вдруг улыбается! Мэт, непутевая и угрюмая приемная дочь моя, улыбнулась! И солнце сияет, и вместе с ней лыбится, оскаливая в щербатой переулками улыбке каменное нутро, Город! И плевать, что она убийца – у убийцы тоже есть душа! Нежная, чуткая и робкая душа ребенка... — Ну вот, солнышко мое, так же гораздо, гораздо лучше! А вопрос с убийствами мы как-нибудь разрешим, обещаю. Ты мне веришь? — Верю. Я верю вам. Теперь вы все – мои друзья. Нет. Даже больше – вы моя родня. А тому, кто обидит мою родню, да воздастся по заслугам! — Да, Мэт! Так держать, сестричка! Все классно?! — Все супер! — Улыбнулась Мэт, и добавила, почти шепотом: — Сестра... — Вот и ладушки. Пойдемте, там наверняка кто-нибудь пришел. Мэт первой выскочила за дверь, улыбаясь и кружась в каком-то странном, счастливом танце. — Если честно, Александр Анисович, я уже не надеялась найти вас в живых. Знаете, — Алиса взглянула мне в глаза, — а вы абсолютно правы. Не бывает безнадежных случаев. Бывает неправильный подход. Она, — девушка кивнула за дверь, где продолжала кружить Мэт, — сегодня обрела душу. И счастье вместе с ней. Ведь так? — Не совсем, Алиса. Она имела душу. Просто она заключила ее в самую страшную тюрьму на свете – в сам страх. И теперь она выпустила ее на свободу. Теперь она счастлива, как никто другой, ведь она вырвалась из самого надежного в мире плена - своего собственного. И знаешь, — я ухмыльнулся, — это достижение стоит отметить! Как ты считаешь? — Ах вы, старый пройдоха! — Засмеялась она и побежала звонить всем работникам Конторы. Сегодня еще одно существо освободило свою душу. И работа следователя – это не всегда заточение преступника. Самая лучшая в мире награда – видеть то, как что-то ужасное превращается в что-то прекрасное, как страшный преступник становиться хорошим парнем. Как бездушный освобождает свою душу из клетки...
|