Снова конкурсные рассказики...
Тема была "Снег на лапах".
Как сказатьСнег шёл по лесу.
Вчерашний почти дневной переход по каменной реке – огромного поля валунов, заполнившего ущелье между двумя хребтами – истерзал лапы, каждая косточка которых теперь ныла, а прочная шкура саднила от мелких царапин. Ночевать пришлось тоже на камнях, что совсем не принесло желанного отдыха телу и не улучшило самочувствия.
Только поздним утром Снег выбрался из силков каменной россыпи и теперь ломился сквозь снеговые заносы в лесу.
Он шёл из последних сил, едва заставляя себя делать каждый следующий шаг. Силы покидали его гораздо быстрее, чем хотелось – глубокий, почти по брюхо, снег заставлял высоко задирать ободранные лапы, что выматывало едва ли не сильнее, чем подъём в крутую гору.
Снег остановился чуть передохнуть.
Вспомнилось детство, когда он в восторге носился с друзьями по такому же глубокому снегу, лишь чуть приминая его. Даже небольшой наст прекрасно выдерживал маленькое тело – не то, что теперь, когда лапа сразу проваливалась почти до земли. Вспомнились и целые лабиринты глубоких нор, которые они тогда рыли в сугробах. Да, весёлое было время. Весёлое и беззаботное.
Снег шумно вздохнул и вновь начал борьбу с пушистым врагом.
Да, теперь это был враг, а не весёлая игрушка. Летом он легко бы достиг цели за полдня, теперь же второй день начал клониться к закату, как он был в пути, а идти предстояло ещё порядочно. Впрочем, никто и не говорил, что это будет легко. Наоборот, считалось, что это невозможно. Вернее, некоторые так считали.
«Эх, подняться бы сейчас на крыло…» – подумал Снег, проводив взглядом стайку мелких пичуг, перелетающих с одного куста калины на другой. – «Лётом тут всего ничего».
Лес закончился неожиданно. Только что он продирался между пушистых ёлок, и вот стоит на высоком берегу широкой реки, которую надо было пересечь. Склоняющееся за полдень солнце вызолачивало противоположный берег. Отсюда можно было даже разглядеть его цель – маленькую чёрную точку пещеры почти на самой вершине горы, обращённой к реке почти отвесным обрывом.
То там, то тут у другого берега колыхались рваные клочья тумана, показывая места, где тёплые ключи размыли ледяной панцирь. Крутой ровно-снежный безлесный склон напомнил Снегу, как однажды он подглядел катание выдр на глинистом склоне реки. Они забирались на верх, ложились на спину и съезжали к самой воде.
«Почему бы и нет?» – подумал Снег и, улёгшись на спину, стал извиваться по-змеиному, чтобы стронуться с места. Немного усилий и он стал сползать, постепенно набирая скорость.
Смотреть на несущийся навстречу мир верх ногами было весело и чуть-чуть страшновато. А проглотивший его целиком сугроб, в который он с размаху влетел, вызвал у Снега почти радостное фырканье, покуда он выбирался из снежного плена.
Небольшое это развлечение не только немного сократило трудный путь, но и добавило, казалось, чуток сил.
На реке снега почти не было. Участки открытого зеркально отполированного ветром льда, перемежающиеся узкими гривами снеговых наносов, занимали всё видимое пространство до противоположного берега. Пару раз грохнувшись, Снег понял, как надо передвигаться по льду. Со стороны это, наверное, выглядело комично, зато широко растопыренные полусогнутые лапы позволяли идти, хоть и мелкими шажками, а не падать всё время.
Снег не пересёк ещё и четверти ширины реки, а уже почувствовал дрожь в постоянно напряжённых лапах. Оказалось, такой способ передвижения был не менее труден, чем борьба с глубоким снегом.
«Не одно – так другое…» – сокрушённо подумал Снег. – «Ладно, большую часть пути я уже прошёл. Остались только река и гора».
Неожиданно раздался странный глухой треск. Снег опустил глаза и обнаружил несколько трещин расходящихся от лап. Осторожно, стараясь не нагружать какую-то одну из них, он скользнул вперёд, но лёд всё равно проломился, и Снег рухнул в тёмную холодную воду. От неожиданности он хлебнул, закашлялся, чихнул и… совсем захлебнулся.
Когда ему удалось-таки вынырнуть, в голове уже мутилось и он плохо соображал. Инстинктивно вцепившись когтями в край льда, он перестал трепыхаться и начал откашливаться. Едва отдышавшись, Снег принялся вылезать на лёд. Когда полтуловища было уже на воздухе, лёд снова проломился и Снег опять окунулся с головой.
При следующей попытке Снег загодя вздохнул и ему не пришлось отфыркиваясь, выплёвывать воду.
«Чёрт бы побрал эти родники!» – мысленно воскликнул он и зарычал в бессильной злобе.
До берега так и пришлось добираться в воде – наполовину вылезая и ломая лёд – он не выдерживал веса и всё время швырял упрямого путешественника в холодную глубину. Лишь под конец, когда задние лапы уже начали задевать за дно, ему удалось, наконец, вылезти из воды.
Снег немного полежал на утрамбованном ветром белом намёте, отдыхая. Однако времени долго разлёживаться не оставалось – солнце неумолимо клонилось к горизонту, а в темноте последнюю часть пути пройти действительно невозможно. Он собрался с силами, встал, оставив несколько алых пятен на снегу от ледяных порезов, и двинулся дальше.
Преодолев небольшой пологий склон берега реки, Снег подошёл к подножию горы. Эта сторона была почти отвесной – будто отрубленной какой-то немыслимой силой. Но именно по этому обрыву и надо было подняться. У самого подножья громоздились каменные глыбы, иные из которых были в три-четыре раза больше Снега.
Обледенелые бока камней предательски скользили и Снег несколько раз здорово навернулся прежде, чем добрался до самого крутояра.
Отыскав место, где было побольше трещин, Снег, цепляясь за них когтями, начал медленный подъём.
Поднявшись на высоту пяти-шести своих ростов, он получил от судьбы очередной «подарок». Чуть выступающая из стены глыба, за которую ухватился Снег, вдруг подалась под его весом и, выворотившись, сбросила обе его лапы. Пара мгновений полёта – и удар о камни внизу вышиб из него дух.
«Хорошо, хоть, не головой…» – подумал Снег, придя в себя.
Проверил, всё ли цело.
«Только бок распорол… Но крови немного,» – заключил он, ещё раз проверил подвижность всех членов и, вздохнув, снова полез на стену.
Когда Снег перевалился через край неширокого уступа перед входом в пещеру, от солнца осталась лишь узкая красно-золотая полоска. И, хотя она и утонула в мареве далёкого горизонта, пока Снег переводил дыхание и вставал на лапы, это было уже неважно. Он успел.
Ещё недавно антрацитово-чёрная чешуя (за что, собственно, Снег и получил своё прозвище) стала матово-серой, стёршись о снег, лёд и камни. Почти все когти были обломаны и не цокали привычно по камням пола.
Его качало, будто пьяного, тело колотила крупная дрожь, лапы тряслись и готовы были подломиться в любой момент. И всё же он вошёл. Не переломал лапы в каменной реке, не увяз в снегу, не утонул в реке и взобрался по отвесному склону. Вошёл, а не вполз или влетел. Он победил.
– Глядите, Снег! На лапах! Ну, ты даёшь… Ладно, ладно, выиграл. Признаю, что «добрался» в той зарисовочке правильнее сказать, чем «долетел»…
11.01.2011
Добавлено спустя 4 мин.
СныКак всегда вечером, он забрался под елку. Нижние широкие лапы её касались земли и образовывали вокруг ствола уютный сухой шалаш. Он любил спать. Наверное, даже не меньше, чем бодрствовать. Ему очень нравились сны. И здесь, на мягкой подстилке из старой хвои, спалось лучше всего. Он много мест перепробовал, но здесь было лучше. Разровняв слой иголок – так, чтобы ни одна не торчала и не кололась – он свернулся калачиком, прикрыв нос хвостом, и заснул.
Сны снились, как всегда, странные – о том, чего никогда не бывает.
Ему снилось, что всё вокруг покрыто сверкающим на солнце белым мягким пухом. Будто мириады одуванчиков сдуло ветром и их летучие семена покрыли весь мир. Только пух во сне был холодным и сверкал на солнце. Даже река спряталась под этим одеялом.
Ему снилось, что сам он летает студёным быстрым ветром и носит целые тучи этого чудного белого пуха, засыпая всё вокруг, наметая огромные кучи. А на лапы ёлки, под которой он спал, он насыпал так много пуха, что она превратилась в белый конус, с торчащими там и сям кончиками игольчатых веточек. Это было забавно.
Он любил свои сны. Там был совсем другой мир, хоть и похожий на привычный. Лес был похож. Только там деревья были словно бы совсем-совсем сухими, без единого листочка. Хотя ёлки и сосны были почему-то такими же, как наяву. И река была похожа – те же излучины, те же старицы и заливные луга. Только река там не текла, не золотилась под солнцем и не серебрилась под луной. И камыш, хоть и шуршал так же, но был не зелёным, а жёлтым и бурым. Там никогда не шёл дождь, и только белый пух мягко опускался на землю.
Но самое главное – там можно было делать то, что невозможно в обычной жизни, самое невероятное становилось реальным. Особенно нравилось ему, дыхнув на реку, покрыть её твёрдым прозрачным панцирем, по которому даже ходить можно было. Разве такое бывает, чтобы текучая река вдруг затвердела? Но получалось очень здорово.
А однажды он по привычке пролил на землю дождь. Получилось просто восхитительно! Покрытые твёрдой прозрачной оболочкой, ветви деревьев звенели на ветру, словно колокольцы и сверкали на солнце, как роса. Красота!
Ещё ему нравилось покрывать странно-безлистные ветви деревьев и кустов сверкающей колючей шубкой, отчего весь мир светлел и сверкал радужными переливами под лучами невообразимо холодного солнца. Как может солнце не греть? А вот в его снах оно было холодным. Ярким, белым и холодным.
*.*.*
– Дедуль, а расскажи про Дракона, а?
– Я же тебе рассказывал уже.
– Ну, дедууууль…
– Ладно, ладно! Что тебе рассказать?
– А Дракон большой?
– Конечно, внученька. Ну, ты сама подумай, каким надо быть громадным, чтобы тучи грозовые, к примеру, гонять. Или ветром сильным подуть.
– А как он лето делает?
– Да так и делает – теплом подует, солнышко разогреет – вот лето и приходит. И все знают, что лето делает Летний Дракон. Он и теплом приносит, и дождём поливает. И радугу в небе тоже он распускает. Без него лето не получится. Только заботится он о нас не всё время. Летний Дракон полгода летает, а полгода – спит. И когда он спит, он превращается в Зимнего Дракона.
– Дедуль, а почему он зовётся Зимний Дракон, ведь он же – Летний?
– Потому что зима. Зима – вот и Зимний. Как наступили холода, значит, прилетел Зимний Дракон.
– А Летний?
– Так Летний-то Дракон спит. Только Летний уснёт, тут же Зимний и прилетает. Как-то так получается, что он сразу и разный, и один и тот же… Вроде белки, верно – летом серенька, а зимой рыжая.
– Один и тот же? Почему же тогда у нас не всё время лето?
– Да потому что он спит! А лето – когда он летает. А так он спит, и ему сны снятся.
– А если он спит, то как же он летает-то? Зимой.
– А во сне и летает. И во сне Дракон думает, что можно всё – и злым быть, и кусать всех, и мороз напускать, и реку останавливать. Ему кажется, что если это сон, то и не взаправду совсем.
– А разве можно быть злым и кусаться?
– Ему кажется, что можно. Хотя на самом-то деле, конечно, нельзя. Но ведь он-то думает, что это всё снится. Вот он во сне и… хулиганит.
– Значит, Дракон только притворяется, что он добрый?
– Нет, он не притворяется.
– Дед! Ну что ты меня путаешь?!
– Да не путаю я тебя, милая… Ну, погляди сама: летом он добрый, верно? Тёплым ветром дует, дождиком землю поливает, чтобы росло всё.
– Летом – да, добрый. А зимой?
– А зимой он думает, что это понарошку. И снег, и мороз… Да, вообще, вся зима понарошку. А если понарошку, то всё можно, и никакого зла тут нет. Ведь он же Добрый Дракон, разве он мог бы допустить такое, будь это всё по-настоящему?
– А я всё-таки не понимаю – как это он может спать и в то же время летать?
– А этого, внученька, никто не понимает…
*.*.*
Просыпаться, как всегда, не хотелось. Жизнь в снах была прекрасна. А то, что там не надо было делать множество дел, которые он был вынужден делать наяву, лишь прибавляло снам привлекательности. Нельзя же было, например, не пролить дождь – ведь тогда и леса и поля засохнут. Он пробовал несколько раз, и никогда из этого ничего хорошего не выходило.
Проснувшись, он вылез из-под ёлки. Как всегда по утрам, хвоя была пыльной и почти серой.
« И чего она так быстро пылью покрывается?» – как обычно утром, удивился он, пытаясь стряхнуть с себя старую паутину, хвоинки и пыль. Пара хвоинок, примотавшихся паутиной к лапе, мешали шагать.
«Надо бы умыться» – подумал он и взвился в поднебесье. Нырнул в ближайшее облако, повертелся там и вынырнул в светлую голубизну, стряхивая с лап капли.
«Ну, а теперь и остальной мир надо умыть».
Крутанувшись вокруг солнышка, он набрался жару и подул тёплым ветерком. Затем он согнал разрозненные облачка в большую тучу и пролил дождик, умывая деревья и траву. Сделал ещё пару туч и столкнул их, сотворив грозу с колючими молниями и громыхучим громом. На землю хлынул тёплый ливень.
Трава тут же принялась расти и распускать цветы. Лес весело зазеленел свежими листочками, а птицы начали громко петь, радуясь новому тёплому дню.
С юга, из страны вечного дня, потянулись клинья гусей и журавлей. Он никогда не мог их понять – как можно жить только днём? Как можно не спать? Ведь ночные сны такие приятные…
13.01.2011