• Скифо-сарматская мифология
• Золотая симфония пекторали

«Скифо-сарматская культура явилась продуктом жизни двух народов — скифов и сарматов, происходивших от одного, иранской ветви, индоевропейского племени, но несколько в разное время выступивших на историческую арену европейской жизни. Их жизнь текла почти одновременно, но близость скифов к культурным очагам тогдашнего мира раньше ввела их в общую жизнь и приобщила, отчасти, к всеобщей культуре. Скифы быстро прошли свою жизнь и ко времени Рождества Христова только местами сохранили свой облик; сарматы же выступили на их место и не только приняли культуру прежних народов, но и внесли в нее свои специфические оттенки, родственные также и скифам. На изобразительное искусство кочевников сильное влияние оказали традиции Ирана, с одной стороны, и Манчжурии, с другой.

Западные скифы вели оседлый образ жизни и занимались земледелием; восточные же скифы – кочевники. Восточный скиф постоянно на коне (семьи в повозках). Конь, меч и лук – его единственные друзья, он полон смелости и отваги, он царит над степью, ее обитателями и, в частности, над своими собратьями земледельцами» [1].

Скифы были прекрасными ювелирами, и сокровища скифских владык, найденные в погребальных курганах в различных местах, от побережья Крыма до Иртыша, поражают своим великолепием и тонкостью работы.

«Все украшения выполнены в неповторимой, очень реалистичной и динамичной манере. В скифское время они были распространены на территории всего Пояса степей. Скифское искусство названо учеными искусством скифо-сибирского звериного стиля. Спустя 2000 лет после исчезновения скифских племен, их художественное творчество принесло им мировую известность и славу. В среде кочевников звериный стиль играл роль не только простого украшения вещей. Скифы верили, что животные и чисти их тел — глаза, лапы, клюв, хищно оскаленная пасть, громадные рога, изображенные на оружии или украшающие одежду передавали этим вещам часть своих свойств. Они усиливали свирепость и бесстрашие воина, быстроту коня, придавали магическую силу оружию и меткость ударам.

Скифский звериный стиль был особым магическим языком, своеобразной безбуквенной письменностью, понятной только ее создателям. Звери в определенных позах являлись олицетворением богов и героев, рассказывали об их мифических подвигах. К сожалению, язык скифских мифов навсегда утерян и мы никогда не сможем полностью расшифровать их. Даже современная наука не всесильна. Нам остается только удивляться и строить предположения и догадки.

Исследователь скифского искусства М. Артамонов пишет: «Это стиль искусства, органически связанного с вещами практического назначения – оружием, конским снаряжением, одеждой... поражающий своей приспособленностью к ограниченным, заранее данным формам этих вещей изумительной изобретательностью и использованием пространства, компактностью и экономной четкостью контуров.

Вписывая изображение в замкнутый формат бляхи, пряжки, бутероли, мастер стремится максимально заполнить поверхность. Стремление к максимальной плотности приводило к интересному явлению: «загадочным картинкам», в которых контур одного зверя вписывается в другой и продолжается в третьем. В подобных изображениях несколько «сросшихся» зверей могут иметь общие детали – головы, рога, копыта. Разгадать такие изображения довольно трудно» [2].

«В южных степях каждый курган кажется молчаливым памятником какой-нибудь поэтической были», писал Иван Бунин — и был совершенно прав. «Могилы», разбросанные по степи, овеяны бесчисленными преданиями…

Украинские народные легенды говорят о том, как запорожские казаки шапками насыпали могильные холмы над усопшими побратимами. На самом деле, первые курганы выросли над степным горизонтом за много тысяч лет до появления казачества.

Их оставили кочевники, пришедшие из-за Волги и Дона в III тыс. до н. э. Не известно, как называли себя эти первобытные скотоводы, охотники и воины, только начинавшие использовать металл, ковкую медь…

Но минуло два тысячелетия, и в украинских степях появился народ, чье имя сохранилось на страницах истории. То были таинственные киммерийцы, успевшие стяжать грозную славу набегами на страны Ближнего Востока.

Некоторое время они владели гигантским степным «коридором» между Центральной Азией и Восточной Европой, — но оказались слабее новых завоевателей. Киммерийцев потеснили племена, называвшие себя сколотами.

Впрочем, в историю они вошли под именем, которое дали воинственным кочевникам их соседи, причерноморские греки. Под именем скифов.

Владыкам степной Скифии принадлежат крупнейшие из курганов, подлинные степные пирамиды, скрывающие под своими куполами гробницы самых могущественных царей Причерноморья. Гробницы, наполненные золотом не менее щедро, чем погребальные камеры египетских фараонов…

«Отец истории» Геродот, посетивший Скифское царство в пору его расцвета, в V веке до нашей эры, очевидно, был свидетелем мрачного и пышного ритуала погребения усопших властителей. Цари уходили в мир иной со свитой из умерщвленных на могиле жен, слуг, коней.

С ними хоронили оружие, драгоценности, посуду и массу бытовых предметов, которые должны были служить хозяевам в загробье.

Вопреки сомнениям многих ученых прошлого, эпохальные археологические открытия ХІХ-ХХ веков доказали, что греческий историк ничего не выдумал и не преувеличил. Уже первые раскопки царского кургана Куль-Оба близ Керчи в 1830 г. подарили миру шедевры ювелирного искусства—работы греческих ювелиров, выполненные по заказам скифских царей: великолепную вазу со сценами кочевого быта, серьги с головой богини Афины и много иных сокровищ…»[3].

Но, пожалуй, величайшая находка подобного рода произошла летом 1971 года. Та, что обессмертила имя археолога и поэта Бориса Мозолевского.

«Звездный час пришел к ученому внезапно. Мозолевский не имел тогда ни степеней, ни званий; был внештатным сотрудником Института археологии АН УССР. Он добровольно согласился возглавить раскопки кургана Толстая Могила — по мнению коллег, бесперспективного. Громадный холм высился на территории горнорудного комбината в Днепропетровской области, изрядно мешая хозяевам комбината, — они и настояли на раскопках…

Мела февральская поземка, когда Борис взялся за дело. Он был романтиком и верил в чудеса…

Изнуряющий труд копателей был вознагражден.

Под восьмиметровой насыпью копателей ждали богатейшие, не потревоженные ни древними, ни нынешними грабителями погребения скифской царицы и мальчика, вероятно, ее сына, лежавшего в алебастровом саркофаге. В полном соответствии с описанием Геродота, одежда покойников была осыпана драгоценностями.

Царица лежала в платье, целиком расшитом золотыми пластинками с орнаментами и изображениями животных. Ее шею обнимал массивный обруч-гривна из того же благородного металла, с мастерски выполненными фигурками львов. Высокая шапка также была покрыта золотыми пластинами… Сказка!

Главная камера, место погребения самого царя, увы, оказалась разграбленной. Но при входе в нее археологи, уже завершая свой дневной труд, нашли тайник, не замеченный грабителями.

21 июня 1971 года, в 14 часов 30 минут, близ г. Орджоникидзе Днепропетровской области, Борисом Мозолевским была найдена золотая пектораль—нагрудное украшение скифского царя IV века до н. э.—весом в 1150 граммов, 30,6 см в диаметре, выполненная из золота 958 пробы.

Необычайное творение греческого мастера сразу возглавило список ювелирных шедевров, обнаруженных за полтора века исследований курганов Украины, Кубани и других регионов скифской культуры.

Ничего подобного никогда не было найдено! Пектораль состоит из четырех изящно завитых полых трубок, они составляют каркас изделия. На концах — крошечные литые головки львов. Львы держат в пастях кольца для шнурка, с помощью которого царь вешал украшение на шею.

Трехъярусное строение пекторали, надо полагать, отражает представление скифов о Вселенной. Внизу—борьба коней с фантастическими хищниками, дикие звери: возможно, это образ мира стихий, дикой природы, мира, чьи корни уходят в подземное царство, во владения мертвых… Средний ярус заполнен большими, украшенными голубой эмалью цветками, изображениями ветвей и птиц.

Он может символизировать древо жизни, атрибут скифской богини-матери Табити. Верхний, основной ярус занят невероятно выразительными, «документальными» сценами жизни кочевья. Два полуобнаженных бородача, отложив колчаны с луками, шьют одежду из бараньей шкуры; рядом молодой скиф доит овцу, ходят лошади и коровы, взлетают птицы…

Есть мнение, что это не просто бытовые зарисовки, а образ высшего мира, где празднуют торжественный новогодний обряд. И не простые скифы возятся с овчиной, а два легендарных царя в «раю» шьют магическое одеяние из золотого руна...

Больше можно сказать о безымянном авторе золотого чуда. Он, безусловно, был причерноморским эллином—потомком переселенцев из Средиземноморья, осевших на берегах Понта Эвксинского в VII-VI вв. до н. э.

Отлично владел всеми тонкостями античного ювелирного искусства — и не хуже знал жизнь, обычаи, верования соседей-скифов…

Вообще, точна и совершенна каждая золотая скульптурка,— и, очевидно, изваяна с натуры. Даже амфора, куда собирает молоко юный дояр, вполне конкретна. Такие сосуды изготовляли только в Крыму…

Недаром Борис Мозолевский назвал пектораль „развернутой симфонией о жизни и представлениях скифского общества“»[4].

Одним из самых распространенных видов изделий у разных народов являются гривны. Как считает большинство исследователей, гривны являлись не просто украшениями, а выступали еще и как символы власти. Обычно они обнаруживаются археологами в богатых или чем-либо выдающихся погребениях.

«Гривны надеты на шеи ряда персидских сановников на рельефах дворца Ксеркса в Персеполе, лишь у немногих лиц свиты Дария и у самого Дария III на помпеянской мозаике. Имеются свидетельства греческих авторов, что гривны и браслеты были специфическим украшением мидийской знати. Возможно, мода на подобные украшения распространяется и на северную периферию государства Ахеменидов — на скифский мир. Как раз в V-IV вв. до н.э. гривны появляются и у скифов Причерноморья, у саков, савроматов, в Горном Алтае и других регионах Западной Сибири»[5].

Гривны носили и на территории Древней Европы и на Руси. Причем, на навершиях гривен изображались самые разные существа, но чаще всего — драконы, змеи, кошачьи хищники. Змеиные и драконьи головы являются традиционным украшеним для гривен Европы и Руси.

«Украшения, завершенные драконьими головами, по сравнению с изделиями со змеиными, как правило, отличаются более сложной и трудоемкой техникой исполнения, тщательной проработкой деталей, большим разнообразием типов самих украшений, на которых они использовались (это не только разнообразные браслеты, но и шейные цепи и гривны, диадемы).

Головы драконов отличаются рядом характерных черт. К ним можно отнести часто встречающуюся миндалевидную форму выпуклых глаз, графическое или чаще объемное выделение носа, как правило, переходящего в брови. У драконов зачастую изображены и уши (обычно они прижаты к голове), выделен переход от головы к шее (иногда отмечена шерстистость или чешуйчатость тела), на некоторых образцах видны и зубы» [6].

На украшениях Передней и Средней Азии, Горного Алтая чаще встречаются другие существа: львиноголовые грифоны (или кошачьи хищники) и драконы.

«Самые ранние изображения кошачьих хищников с раскрытой пастью, рогами и очень часто крыльями обнаружены в ассирийском искусстве. И, по-видимому, от этих образцов происходят и подобные мотивы у персов эпохи Ахеменидов, которые затем распространились у ранних кочевников Евразийских степей и, прежде всего, в Горном Алтае. Крылатых и рогатых львов современные исследователи очень часто называют львиноголовыми грифонами, львогрифонами, львиными грифонами или просто грифами. Название «грифон» для подобных существ применяется условно. Грифон — это образ, пришедший к нам из греческой мифологии. В античной литературе о грифах-грифонах стерегущих золото писал Геродот. Геродот считал, что это чудовища с львиными телами и орлиными крыльями и когтями, живущие на крайнем севере Азии. В более позднее время греки думали, что грифоны живут в Индии или Бактрии. В Бактрии эти существа вырывали из земли золото и делали из него гнезда, а люди подбирали обломки этих гнезд. Как видим, эти существа имели очень большое значение в мифологии народов Евразии, если даже греки восприняли ряд сюжетов, связанных с грифонами.

В этой связи интересно, что в ахеменидский Иран образ крылатого и рогатого льва, возможно, проникает из более раннего месопотамского искусства. Наиболее близкие иранским изображения обнаружены в ассирийском искусстве, — например Сирруши или Мухшуши, Карубу, Шеду. Вполне возможно, что в этой связи рассматриваемый образ перекликается с древнемесопотамским богом войны и воинской доблести Нинуртой, который изображался и как крылатый лев — грифон.

Ахемениды, впитывая в свою идеологию различные верования покоренных ими народов, могли воспринять древнемесопотамский образ грифона — крылатого льва и использовать его как символ царской власти, символ своих удач и побед. Крылатые львы очень часто изображались на рельефах во дворцах Ахеменидов наряду с символом Ахурамазды.

Образ крылатого и рогатого кошачьего хищника проникает и на территорию Южной Сибири. Здесь с V в. до н.э. распространяются подобные изображения, особенно много их в захоронениях знати скифского времени в Горном Алтае. Возможно, и здесь он выступает как символ могущества, власти и военной мощи царей скифоидных племен, населяющих степи и горы Южной и Западной Сибири.

Но и драконы, как символ знати и воинской доблести, также присутствует в искусстве кочевников» [7].

Вот еще одна интересная находка — навершие гривны в виде головы дракона из могильника Михайловский, в Алтае. Это элитарное погребение на юге Кулунды в Михайловском районе.

«Навершие выполнено в виде головы животного с раскрытой пастью. Удлиненная морда, совершенно не характерная для породы кошачьих, широкий нос зверя приподнят и украшен вертикальными волнистыми линиями, имитирующими складки кожи, которые являются отличительной чертой горно-алтайских изображений, спереди двумя кружками обозначены широкие ноздри. Глаза вытянутой формы, четко очерченные, выполненные в типичной для Горного Алтая манере, моделировка поверхности над глазом создает впечатление приподнятой брови.

Длинные, остроконечные выгнутые вперед рога S-образной формы покрыты рельефным орнаментом, передающим фактуру рога. К нижней губе и к основанию шеи зверя припаяны две круглых в сечении проволочных петли, служившие, вероятно, для крепления каких-то подвесок.

Если рассматривать этот образ в целом, то здесь уже довольно трудно узнать черты кошачьего хищника. Наиболее несоответствующей этому образу деталью является.

Круто опущенная шея покрыта чешуйчатой гривой, выполненной в невысоком рельефе. Подобная манера обычно характерна для иконографии дракона в различных культурных традициях» [8].

Если вернуться к изображению пекторали, то можно увидеть подобные характерные особенности, не позволяющие однозначно назвать хищников с нижнего яруса грифонами. Достаточно взглянуть на их мощные шеи с гребнем, удлиненные морды, больше характерные для пресмыкающихся.

«Как известно, в сарматском искусстве предпочтение отдавалось хищникам и драконоподобным существам с сильно изогнутыми телами. Здесь древние мастера соединяли наиболее отличительные и динамичные черты разных животных, реальных и фантастических, как бы восполняя их и тем самым, создавая образ совершенного и идеального зверя — могущественного, быстрого, грозного, устрашающего и загадочного»[9].

Из могильника Сидоровка I происходит классическая поясная пластина, где представлена сцена борьбы дракона с кошачьими хищниками, а также серебряные фалары с драконом, свернувшимся в кольцо.

Рогатые драконы присутствуют в художественных композициях на ряде пластин хуннского времени из Ордоса и Сибирской коллекции Петра I.

Современные исследователи выделяют два, сформировавшихся независимо друг от друга источника образа дракона в скифском искусстве — в Месопотамии и Юго-Восточной Азии.

Привнесенный из Ирана образ Сируша был характерен для западных скифов, здесь «он был трансформирован, соединен с местными мотивами, и, в частности, с образом львиноголового грифона»[10].

Таким мы видим его на пекторали — крылатым, с кошачьиими чертами, но не утратившим типично драконьих черт.

Восточные скифы заимствовали образ дракона у китайцев, и изображения драконов в этих местах типичны для восточных традиций. Именно китайских драконов мы видим на Каргалинской диадеме, на фаларе из Могильника Сидоровка I.

Для сравнения — сходное по иконографии изображение дракона на черепице эпохи Хань, а также скульптуры драконов той же эпохи.

 

«По-видимому, проникновение в искусство ранних кочевников Центральной Азии новых персонажей проходило постепенно. Здесь переплетались черты новых и старых образов, в результате чего очень часто возникали различные полиморфные существа» [11].

В 1939 году в горах Заилийского Алатау на высоте 2300 м в расщелине скалы было обнаружено погребение жрицы, датируемое II в. до н. э. — I в. н. э. По месту находки — ущелью Каргалы — оно получила название «Каргалинский клад».

«Наиболее интересной находкой в погребении жрицы является золотая диадема, служившая украшением ритуального головного убора. Сохранилось два боковых фрагмента диадемы, центральная же часть ее отсутствует.

Ее длина — 35 см, ширина — 4,7 см. Диадема выполнена в зверином стиле. Внутреннее поле пластинки заполнено изображением зверей, птиц, людей в окружении сложного растительного орнамента. Здесь и марал с повернутой назад головой, самка марала, между ними летящая птица, затем крадущийся крылатый тигр, на котором сидит человек, голова человека обращена назад, руками он держится за ветку дерева. Далее на постаменте стоит крылатая лошадь.

На второй половине диадемы изображен бегущий дракон, верхом на нем сидит человек, уцепившись левой рукой за рог дракона. Над всадником летит гусь или утка. Затем вновь изображен крылатый конь на пьедестале. И, наконец, последняя группа изображений состоит из летящей птицы, козерога в быстром беге с человеком на спине, медведя и птицы над ним, и опять человека верхом на архаре. В его руке цветок. Глаза животных выполнены из цветного сердолика и альмандина, туловища инкрустированы бирюзой. При этом характерные черты и повадки животных переданы очень реалистично»[12].

«Обнаруженные в погребении Сидоровка (Нижнеомский район, Омская область), два фалара (нагрудники, входившие в парадное убранство коня) являются замечательными памятниками древнего искусства.

Эти изделия представляют собой прекрасный пример неразрывной связи изображения с формой предмета: изогнутое туловище дракона помещено как раз вокруг выпуклой части диска, голова и хвост расположены на самой высокой точке и отмечают центр нагрудника.

Находки фаларов датируются среднесарматским временем — III-II вв. до н. э.

И если образы драконов на пекторали явно имеют признаки сходства с иранскими драконами, то драконы, изображенные на каргалинской диадеме и на фаларе – явно восточного происхождения» [13].

В статье В. Е. Ларичева, С. А. Комиссарова «Драконический мир, драконическое время (к проблеме семантики свернутого кольцом хищника)» изложен весьма интересный взгляд на подобного рода предметы искусства. В частности, на примере бронзового зеркала с изображением свернутого кольцом дракона. «Эта уникальная вещь была обнаружена в Синьцзяне (северо-западный Китай) и датируется VIII–VI в. до н.э. В предварительном сообщении, посвященном зеркалу, было высказано предположение о закодированной в сюжете идее солнечного затмения. Детальное изучение числовых последовательностей нацеливалось на раскрытие астрального характера зеркала.

Фигура дракона вписана в круг. На теле его от крупа до головы размещается 41 полоска (выступы)». [Стоит обратить внимание, что на фаларе из Сидоровки у дракона на спине также 41 полоска.]

Далее, приводя подробные вычисления, авторы доказывают, что свернувшийся дракон – это своеобразный календарь, позволяющий считывать годовой драконический (затменный) цикл. Драконический год примечателен тем, что в течение последних 11 суток его могло ожидаться лунное затмение, окажись в те дни ночное светило в фазе полнолуния.

«Избежать вселенской катастрофы можно было, лишь предугадав наступление ужасающего события (произвести расчеты времени наступления затмений; на способность жрецов делать это намекают знание ими продолжительности драконического года, умение отслеживать сидерические (звездные) периоды Луны и осведомленность о продолжительности эпохи солнечного затмения, при этом, надо думать, они свершали соответствующие ритуально-обрядовые действа). Это и входило в непременные, особо важные обязанности жреческого сословия Китая. Они обязаны были вычислять даты затмений и свершать колдовские действа, ибо знали тайну из тайн – «беспорядки в Небе» зеркально отражаются природными и социальными потрясениями на Земле.

Все это позволяет точно определить семантическую значимость свернутого кольцом существа с широко распахнутой пастью. Это, в самом деле, дракон, действо которого всегда нацеливалось на одно и то же – на поглощение светил ради погружения Мироздания в желанное ему состояние неупорядоченности, т.е. Хаоса. В качестве символа такого рода светил служит знак, расположенный вблизи носа дракона. Таким образом, прослеживается явное соответствие между образами скифского «свернувшегося в кольцо хищника» и «мирового змия» из космогонических мифов индоевропейских народов

Этот чрезвычайно выразительный образ, который сам по себе сюжет, устойчиво встречается в пределах всей обширной области распространения памятников скифского культурного круга.

Перед раскрытой пастью зверя расположен маленький кружок, который он заглатывает (или изрыгает). Композиция явно изображает миф о пожирании небесного светила драконом. Само зеркало, край которого оконтуривает свернувшегося зверя, возможно, есть светило в брюхе хищника. Тем самым, как всегда, поразительно экономными средствами жрецы зафиксировали три этапа развития событий: зверь глотает светило (идея смерти) – содержит его у себя в брюхе (временное торжество Хаоса) – и вновь выпускает наружу (идея возрождения)»

Следует отметить, что дракон не был для скифов существом мифическим и служащим лишь в качестве сюжета для украшений. Скифы были воинствующими племенами и использовали образ дракона для устрашения врагов.

«Античный автор II в. н. э. Флавий Арриан, служивший правителем римской провинции Каппадокии (на территории современной Турции) и лично командовавший римскими войсками, направленными против вторгшихся в Закавказье алан в 135 г. н. э., в своей работе «Тактика» приводит описание скифских военных знамен и значков: «Скифские военные значки представляют собой драконов, развевающихся на шестах соответствующей длины. Они сшиваются из цветных лоскутьев, причем головы и все тело вплоть до хвостов делаются наподобие змеиных, как только можно представить страшнее. Выдумка состоит в следующем. Когда кони стоят смирно, видны только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на этих животных (т. е. драконов), и при быстром движении даже издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но и полезны и для различения атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на другой».

В рассказе Флавия Арриана обращает на себя внимание в первую очередь то, что военные знамена скифов и алан, на которых наносились изображения фантастических и полуфантастических животных, сшивались именно из разноцветных лоскутьев..»[15].

Когда «дракон» вился по ветру, он издавал мрачные звуки, леденящие душу парфянских панцирных кавалеристов.

Идея со знаменами-драконами была столь успешна, что под влиянием скифов и затем алан подобные драконообразные значки и их изображения на знаменах получили распространение в персидском, парфянском и римском войске. Римляне называли эти знамена «драконами», а знаменосцев — «драконариями».

В балладе об Атисе читаем:

Се souloient Romains рorter
Се nous fait moult a redouter
 (Их римляне несли перед собой,
От страха мы и проиграли бой.)

Вот еще одно свидетельство:

«Тогда и Август Феодосии повелел великому комиту Аддэ отправиться на помощь Папу со всем греческим войском, не оставляя никого в стороне, даже пешие гарнизоны городов, носившие шелковые (знамена) с изображением драконов…

Так как греческие воины носили золотое и серебряное оружие и кони их были украшены таким же образом, то они выглядели подобно каким-то стенам, причем многие из них своим снаряже­нием из ремней и кожаной брони создавали впечатление твердых каменных глыб, а над ними колыхались гривы с голов животных, подобно раскидистым кронам деревьев. Извивы же драконов, раздувавшихся при порывах ветра и разевавших ужасные пасти, могу сравнить только с алмазной горой, нависающей над морем, как нависла вся греческая рать над персидским войском. Ибо и последнее было сходно с широко разлившейся по берегам рекой; цвет их защитного снаряжения и впрямь создавал впечатление воды».

Мовсес Хоренаци. «История Армении в трех частях, рассказанная
Мовсесом Хоренаци по просьбе Сахака Багратуни»

Таким образом, мы видим, что драконы были известны и в этой, весьма обширной части мира, называемой Поясом Степей.