Глава третья

ВРЕМЯ МОГУЩЕСТВА ДРАКОНОВ

Давным-давно, задолго до того, как на Британию обрушились опустошительные вторжения все новых завоевателей, прежде, чем явились, дрожа на непривычно холодном ветру, римляне, которые на четыреста лет установили в стране свое владычество, а потом ушли и тут же были сметены приплывшими из-за Северного моря буйными саксами, несчастная страна эта страдала от другого, куда более страшного бедствия. Каждый год, в канун Бельтейна, когда повсюду праздновали пробуждение земли (Бельтейн отмечался первого мая), высоко в небе затевали сражение два дракона, один белый, другой красный. Сплетаясь своими могучими телесами, нанося друг другу страшные раны когтями и зубами, подобно огненному колесу, катались они по всему небу, пока, наконец, белому дракону не удавалось изгнать красного за пределы острова.

Правда, с земли битву драконов видно не было, поскольку сражались они в заоблачной выси, но вечером этого дня, когда наступали сумерки, над страной прокатывался боевой клич красного дракона. Гулким эхом отдавался он и на безлесных западных холмах, и на поросших вереском пустошах, и в серых утесах Уэльса, и в маленьком селении, называемом Лондон. И везде сердца людей замирали от страха.

Крик этот был так необыкновенно громок, что слышать его было мучением, к тому же и звучал он, казалось, целую вечность, а тоном своим внушал людям омерзение.

В эту ночь люди запирались в домах, но драконов крик сотрясал самые стены, просачиваясь вовнутрь жилищ даже через крохотные трещины и щели в дверях и заложенных на засовы ставнях, подобно ледяному дыханию зимнего ветра. Заслышав его, женщины бледнели и дрожали от страха, а дети принимались плакать, уткнув мордашки в юбки матерей.

Ужасный этот драконий крик наносил людям немалый ущерб: у беременных женщин случались выкидыши, коровы переставали давать молоко, а куры — нестись. Говорили даже, что по этой причине на неделю замедлялся рост только что посеянных хлебов. Наступавшее затем благодатное лето как бы сглаживало память об этом несчастий, но с каждым годом и у людей, и у самой земли оставалось все меньше сил.

Многие поколения страдали от этой напасти. Так продолжалось, пока на престол не вступил мудрый и справедливый король Ллуд. При его появлении Британия вскоре достигла невиданного прежде процветания. Но каждую весну страну по-прежнему оглашал внушающий ужас крик, и люди год от года слабели. Король решил попросить совета у своего брата, сведущего в магии правителя Франции Ллевелиса. Говорят, что в те времена незримые для простых смертных злые духи летали повсюду, следя за людьми и пресекая всякие попытки навести на земле порядок. Поэтому два брата-короля решили встретиться в открытом море. Мероприятие это мало напоминало обусловленное сложным протоколом действо, именуемое «встреча монархов «. Братья сидели в небольшой лодке, стоявшей на якоре у побережья Франции, переговариваясь через латунный рожок, чтобы ни один злой дух не сумел расслышать их слов. (Считалось, что зловредные духи эти обладают слухом и способны даже при сильном ветре уловить любое произнесенное шепотом слово.)

Результат же стараний двух королей был налицо. Ллевелис знал ответ на вопрос брата. Он поведал Ллуду о являющейся при чиной напасти битве драконов и дал ему совет, как прекратить это безобразие.

«Вот что надо делать, — шептал он в латунный рожок. — Пошли книжников да сведущих картографов измерить свое королевство и отыскать самую его середину. Там прикажи вырыть большую, в половину человеческого роста глубиной яму и поставить в нее накрытый шелком котел с медом. У края ямы следует поместить каменный сундук. В канун Белтейна в небе над тем местом послышится шум, и на фоне облаков появятся два темных силуэта. Вначале это будут два бьющихся друг с другом орла, затем они превратятся в медведей и с ревом продолжат свою схватку, потом станут двумя петухами, дерущимися так, что перья летят. Наконец, увидишь ты белого и красного драконов в их истинном обличье, но лишь на мгновение — они тут же спустятся с небес и превратятся в двух поросят. Продолжая драться и визжа, кинутся они в котел, увлекая за собой шелковую ткань, и примутся пить мед. А как напьются допьяна, сразу же уснут. Когда они совершенно угомонятся, их следует завязать в узел из того шелка, вынуть из котла и запечатать в сундуке, который потом надо замуровать в скале где-нибудь в гористой местности. Заточенные таким образом, драконы не будут больше тревожить своих подданных «. Все случилось так, как и предрекал Ллевелис. Оказалось, что центр Британии находился на луговине в окрестностях Оксфорда (с этим утверждением географы более позднего времени готовы, правда, поспорить). Драконов действительно удалось изловить при помощи ямы, котла, меда и шелковой ткани и запереть в большой каменный сундук, который затем был замурован в скале на Дайнес Имрис, пустынном, лишенном всякой растительности плато, прилегающем одной стороной к горе Сноудон, самой высокой вершине Уэльса. И с того времени канун праздника Белтейн проходил тихо и спокойно.

В последовавшие за тем столетия на долю бриттов выпали новые испытания: вражеское вторжение и порабощение. Именно война привела людей на плато Дайнес Имрис через пятьсот лет после того, как там были замурованы драконы. К тому времени всякое воспоминание о них совершенно стерлось в памяти людской. Миновали столетия римского владычества, и уже новые пришельцы, саксы, спешили сменить римлян в роли властителей Британии. Теснимый ими британский король Вортигерн решил, что сумеет защитить свои сильно уменьшившиеся уже владения, лишь построив неприступную твердыню.

Местом для строительства крепости избрал он ровную, как стол, возвышенность Дайнес Имрис. Однако начатые там строительные работы отчего-то совершенно не продвигались. Хотя стены и возводились из соединенных между собой хитроумными «замками « гранитных блоков, но уже к полудню сделанная утром кладка начала расползаться, а за ночь напрочь развалилась.

Волшебник Мерлин, бывший в те времена еще ребенком, сумел разгадать эту тайну. Под тем местом, где строят крепость, заявил он, имеется давно затопленная дождями вырубленная в скале полость. Кладка не стоит из-за того, что почва там заболочена. Но и это еще не все. В глубине полости лежит каменный сундук, в котором заточены спящие уже пятьсот лет два дракона.

По приказу короля работники стали копать в том месте. И из земли тут же стала сочиться вода, потом она прямо-таки фонтаном забила, а люди оказались по колено в здоровенной, торфянистого цвета, с топким дном луже. Воду отвели, прорыв до самого края плато глубокую канаву. Затем из жидкой грязи был поднят древний сундук, и какой-то мальчишка отворил его запор.

Крышка сундука тут же откинулась, и, к ужасу толпившихся вокруг людей, из-под нее повалил густой дым, потом сверкнули языки пламени. В дыму показались две какие-то фигуры, которые стремительно увеличивались в размерах (подобно выпущенному из бутылки джинну) и, наконец, заполнили собой все небо над плато. Сквозь дым заблестела чешуя. Увидев прямо у себя над головами двух драконов, люди кинулись врассыпную, драконы же взмахнули своими громадными кожистыми крыльями и, извергая пламя, устремились ввысь, в небо.

Набрав высоту, два могучих зверя, один — грязно-белый, другой — грязно-красный, возобновили свое извечное сражение, то сцепляясь, то разлетаясь в разные стороны, то делая стремительные выпады. То белый дракон преследовал красного, то красный белого. Небо было все исчерчено тянущимися за чудовищами струями дыма, трава на горном склоне обгорела, а Вортигерн и его приближенные стали задыхаться от стоящего в воздухе сильнейшего запаха серы. Наконец, белый дракон стал заметно слабеть, и его противник понял, что сможет добиться, наконец, так долго ускользавшей от него победы. Окрыленный успехом, погнал он белого дракона к снежной вершине горы Сноудон. Белый змей, казавшийся оставшимся внизу людям совсем уже крошечным, не больше воробья, скрылся за Сноудоном, но победитель его опустился на горную вершину и какое-то время сидел там с торжествующим видом, окруженный ореолом пламени. Потом и он улетел прочь, и больше этих двух драконов уже никогда не видели и не слышали, по крайней мере в Британии.

В Европе сказания про драконов редко охватывали такой продолжительный период времени, как этот. Все-таки пятьсот лет — очень большой сорок. К тому же мало кому из таких чудовищ удавалось в одиночку терроризировать целую страну. Но в остальном история эта вполне обычна для того времени. Неисчислимые страдания приносили драконы в пору своего могущества жителям европейских городов и селений.

Чинимые драконами бедствия порой трудно было отличить от других несчастий. Наводнение, например, могло явиться следствием затяжных ливней, а могло случиться от того, что в верховьях реки дракон баламутил воду своим хвостом. Голод мог наступить из- за капризов погоды, а мог из-за того, что где- то поблизости поселился ненасытный змей, пожирающий скотину и сжигающий на корню или отравляющий своим ядом урожай. Если вода в деревенском колодце стала горькой и у людей от нее начиналась рвота, причиной тому могли быть какие-то процессы, происходящие в скальной породе, но нельзя было исключить возможности того, что в самом колодце или же в близлежащей шахте поселился ядовитый дракон.

Происки драконов отравляли жизнь людям. Чудовища эти не были изредка совершающими набеги на мир людей пришельцами из какой-то далекой дали, они обитали тут же, в этом мире, по соседству с людьми. В отличие от своих гигантских предков, змеев, что способны были опоясать своим телом всю землю, подгрызать корни мироздания, пытаться предотвратить восход солнца, драконы более позднего времени отдыхали в пещерах и глубоких расщелинах скал, обвивались вокруг холмов и древних курганов, оставляли за собой в лесах след слюны и зловония, затаивались в тени на дне рек и ручьев.

Откуда они взялись в Европе, неизвестно. Некоторые из драконов, прямые порождения первозданного хаоса, похоже, существовали с самых дней творения, другие вы лупились позднее из покрытых мягкой кожистой скорлупой яиц, а драконы, жившие на могильниках, произошли из поднимающихся из могил зловонных испарений.

Но, каково бы ни было их происхождение, расплодившиеся в Европе драконы все как один были носителями первозданного хаоса, противниками освоения земли людьми, то есть препятствием на пути проникновения человеческой цивилизации на обширные сохраняющиеся еще в Европе незаселенные территории.

В названиях многих европейских городов и поныне сохраняется напоминание об обитавшем некогда в тех местах драконе, ведь лишь после победы над змеем могло поселение окрепнуть и простоять века, не будучи покинутым своими обитателями. В Англии названия многих деревень начинаются со слова «орм « или «ворм «: Вормсхед, Грейт Ормсхед, Ормслей, Ормскирк, Вормлоу, Вормсли и проч. Словом «ворм «, то есть червяк, в английской глубинке называли некогда драконов, и в таких названиях сохраняется память об убитых в тех местах в стародавние времена чудовищах. В Уэльсе в названии деревни Денби запечатлелись слова героя, победившего жившего поблизости дракона (после чего местность эта только и стала пригодной для заселения). «Дим бич! « — воскликнул он. То есть: «Тебе не жить! « В той борьбе ни одна победа не была решающей. Освоение человечеством земли не было неизменно наступательным процессом. Случалось ему и надолго застопориться, бывали и откаты назад. В те суровые времена катастрофа могла нагрянуть даже в самые что ни на есть обжитые человеческие владения, поскольку, хоть люди и сдерживали буйство сил природы своим неустанным трудом, до совершенного торжества человека над природой было еще далеко. Но как бы ни были капризны и неуправляемы прочие силы, грозящие разрушить созданное людьми, ужасней всего было появление в давно уже расчищенных и распаханных землях дракона.

В то время как многие драконы с шумом налетали, изрыгая огонь, на селения, другие появлялись незаметно, с коварством, присущим самой природе. Такое случилось в свое время в окрестностях замка Лэмтон, что на берегу реки Уэр в Северной Англии.

Первым увидеть дракона довелось Чайльду Лэмтону, сыну и наследнику владельца замка. Но в то время он был еще мальчиком и по неопытности не сумел догадаться об угрозе, которую таило в себе это существо.

Однажды воскресным утром, когда отец с соседями пошли к мессе, мальчик отправился на реку Уэр ловить рыбу. Вновь и вновь закидывал он удочку в холодную воду, но клева не было. Так прошло несколько часов.

Юный лорд в раздражении принялся было уже бранить реку, как вдруг почувствовал, что леса, наконец, натянулась. Мало- помалу выбрал он лесу, причем тянуть ее пришлось со всей силой. Наконец, он увидел попавшееся на крючок существо. Это был черный блестящий червяк размером с большой палец мальчика.

Чайльд взял его в руку и принялся разглядывать, червяк же извивался, пытаясь вырваться, с поразительной для такого маленького существа силой. У него была довольно массивная большеротая голова, примерно как у саламандры, но тонкие, остренькие зубки больше походили на гадючьи. Тонкое тельце червя было покрыто молочного цвета слизью, а на боках у него имелись как бы дырочки, примерно как у ми ноги. Хотя червяк и был ужасно противный, незадачливый рыболов все равно бросил его в припасенную для рыбы корзинку: раз уж лососей не наловил, так хоть это чудо чудное покажет родне.

По дороге домой повстречался ему старый слуга. Тот, поздоровавшись, поинтересовался, как улов.

— Ни единого лосося не поймал, — ответил мальчик. — Но, похоже, вместо рыбы удалось мне выудить самого дьявола. На, смотри.

Заглянул слуга в корзинку и нахмурился.

— Ничего хорошего это не сулит. Зло объявилось среди нас.

Он отдал корзинку мальчику, пожелал молодому хозяину доброго дня и, качая головой, пошел своей дорогой. Молодому лорду стало не по себе Он подошел к придорожному колодцу, вытряхнул туда червя и пошел себе домой, неведомо почему чувствуя облегчение. Последовавшие за тем несколько лет прошли безо всяких происшествий. Чайльд Лэмтон, возмужав, отправился в крестовый поход. А тем временем в холодной, темной воде колодца червяк тот рос и набирался сил. Вскоре прохожие заметили, что из колодца поднимаются какие-то едкие испарения, а те, кто, не слушая разумных советов, про должал брать оттуда воду, стали жаловаться, что от нее перехватывает горло, а на ко же появляются ожоги.

Наконец настал день, когда причина этого стала очевидна. По всей округе вставшие раньше других крестьяне стучали в двери домов, предупреждая об опасности. Колодец, говорили они, весь покрыт слизью, и слизистый же след тянется от него к реке. Там, на торчащем посреди реки утесе лежит дракон, свившийся кольцами, так что он стал похож на кельтский орнамент.

Червяк рос и достиг зрелости. Теперь все живое бежало прочь при его появлении.

Подобно большинству английских драконов, он не имел ни ног, ни крыльев и не извергал пламени, но мощное, свитое в кольца тело его, здоровенные клыки и ядовитое дыхание внушали ужас. В то утро дракон был настроен мирно. Однако в последовавшие за тем дни ненасытный зверь этот чуть не погубил Лэмтон.

Днем дракон лежал на скале посреди реки, ночью же отправлялся на берег, где тремя кольцами обвивался вокруг небольшого холма. Наутро на зеленой траве холма виднелись три желтых кольца (там трава увядала от выделяемой чудовищем слизи). Проголодавшись, змей отправлялся на охоту. Стоило ему перевалить через гору и, извиваясь по-змеиному, двинуться к пастбищу, как животные в панике разбегались. Овцы, любившие щипать сочную траву в низинах, погибали на месте, отравленные ядовитым дыханием дракона (яд скапливался именно во впадинах), и ненасытный змей пожирал их одну за другой. Неуклюжие коровы тоже не могли убежать от него, но он их убивал не сразу. Охочий до молока, он пытался сосать их вымя, жестоко раня коров клыками.

Пока змей охотился, всякая жизнь в округе замирала. Старый лорд укрывался в замке Лэмтон-Холл, надежной твердыне, чьи ворота были даже окованы железом, крестьяне позажиточней — в своих добротных домах, батраки — в убогих хижинах. Дверь церкви хлопала на ветру: священник бежал из тех мест. Водяная мельница на реке стояла: мельник тоже почел за лучшее убраться подобру- поздорову. В тишине раздавалось лишь жалобное мычание да блеяние изувеченной скотины. Время от времени дракон заползал в деревню, оставляя за собой след из слизи, но никаких признаков жизни он там не обнаружил и потому вскоре утратил к деревне всякий интерес.

Наконец, чудовищу наскучило разорять стада, и оно двинулось к замку. Но у обитателей Лэмтон-Холла было время поразмыслить о случившемся и подготовиться к его появлению.

Памятуя о любви змея к молоку, старик- управляющий послал всех до единой молочниц в хлев — доить коров. Одно за другим выливал он ведра пенистого парного молока в стоящее у ворот замка корыто, из которого в старые времена поили лошадей. Теперь же, надежно укрытый за крепостной стеной, спокойно наблюдал он за приближением огромного зверя.

В облаке ядовитых испарений полз змей вверх по косогору к замку, направляясь прямо к воротам. Потом он учуял запах молока, остановился и повернул к корыту. Быстро выпив все молоко, дракон лениво пополз назад, к реке. С тех пор все это повторялось каждый день в течение нескольких лет. Ежедневные молочные подношения превратили змея из разбойника в бессовестного нахлебника. Со временем даже самые боязливые из крестьян вышли из домов и принялись за прополку своих совершенно уже заросших сорняками полей. Собрали и разбежавшуюся по всей округе уцелевшую скотину. Никто, однако, не решался ступить на проторенную уже змеем дорожку между рекой и замком, которая была сплошь покрыта ядовитой слизью.

Унизительный мир с драконом продолжался целых семь лет. За это время горячие головы не раз пробовали убить змея, но только сами поплатились жизнью. Освобождение пришло лишь тогда, когда Чайльд Лэмтон, тот самый, что по неведению поселил в тех местах дракона, вернулся из крестового похода.

Рыцарь сразу понял, в чем состоит его долг. Позднее говорили, что он вышел на бой с драконом в шипастых латах и позволил тому обвиться вокруг него и попробовать задушить. Змей сильно поранился о торчащие из кирасы бывалого воина здоровенные шипы, и потом его ничего уже не стоило добить мечом.

Лэмтон снова был свободен, но, глядя на свои ухоженные поля, аккуратные домики, могучую твердыню Лэмтон-Холла и деревенскую церковь, селяне не могли уже, как прежде, быть уверенными в том, что живут в мире, совершенно защищенном от сил хаоса.

Неожиданное вторжение дракона в размеренную жизнь селения было отнюдь не единственным покушением сил хаоса на упорядоченность человеческого бытия. Но, даже когда случалась катастрофа иного рода (война, поветрие, голод), предвестием ее нередко было появление вблизи человеческих жилищ драконов. Бедствия такого рода привлекали змеев, даже если сами они не были причиной несчастия. Может быть, их влек запах человеческой крови, а может быть, у скорби людской имеется свой, особый запах.

В Норвегии, например, драконов, как правило, видели летящими в небе примерно на той же высоте, что перелетные птицы. К людским жилищам они не приближались и никаких бедствий не чинили. И все же, заслышав громоподобные удары драконьих крыл и увидев, что ночное небо озарилось извергаемым змеем оранжевым пламенем, крестьяне замирали от страха: появление в округе дракона было предзнаменованием беды.

Не раз пролетающий мимо дракон был предвестником крутых поворотов в истории. В 793 году монахи из монастыря Св. Кутберта, расположенного на скалистом островке Линдисфарн у восточного побережья Англии, услышали громкое шипение, примерно такое, какое издают подкидываемые в большой костер непросохшие дрова. Оставив кто молитву, кто чтение, святые отцы поспешили к окнам, а иные даже выбежали, откинув капюшоны, в украшенные колоннадой сводчатые переходы монастыря. Глазам их представилось поистине необычайное зрелище: в небе играли и резвились множество драконов. Тускло блестела в неярком северном солнце чешуя громадных змеев.

Вот как описаны последовавшие за тем события в «Англосаксонской хронике «: «Вскоре после того, в шестой день перед январскими идами, несущие насилие и смерть язычники уничтожили церковь божию на Линдис- фарне «.

На горизонте показались какие-то длинные узкие суда. Когда же они приблизились, стало видно, что это украшенные драконьими головами драккары викингов. Высадившиеся на берег дюжие воины разграбили монастырь и близлежащую деревушку, потом сожгли все, что только можно было, а негорючие каменные стены забрызгали кровью убитых монахов и крестьян. Это был первый набег викингов на побережье Англии. В по следовавшие за тем столетия трагедиям, подобным той, что разыгралась на Линдисфарне, суждено было повторяться вновь и вновь.

Ставшие предвестниками того набега драконы не были повинны в появлении викингов. Драконы всегда держались вблизи того места, где должна была случиться трагедия, но сами они не всегда были виновниками несчастия. Даже когда именно драконы несли людям всяческие бедствия, это происходило не от какой-то их особой злокозненности. Подобно другим стихийным силам, которые то и дело вмешивались в жизнь человека, звери эти были, скорее, бессмысленно буйны, нежели злонамеренны. Отцы церкви предполагали, что иногда дьявол принимает обличье дракона, подобно тому, как он явился Еве в облике змея. Большинство драконов, однако же, коварством дьявола не отличались. Свирепость их проистекала лишь из неимоверной силы и прожорливости при отсутствии разума.

В Швейцарских Альпах свирепый нрав драконов проявился едва ли не больше, чем где бы то ни было. У созданий этих случались необъяснимые приступы ярости, и тогда они буквально опустошали долины, устраивали камнепады, в единый миг уничтожали целые еловые боры и обрушивали селевые потоки на стоящие по берегам горных речек деревни. Тем не менее, один швейцарец провел в обществе драконов целую зиму и потом невредимый вернулся домой. Человек тот был бондарь. Однажды отправился он, взяв с собой мула, в стоявший неподалеку от его родной долины лес нарубить дубовых веток на бочарные клепки. Дело было осенью, и на земле в лесу было по щиколотку опавших листьев. В поисках подходящих, низко растущих веток бондарь ушел далеко от тропы. Когда же стемнело, он понял, что заблудился. Изо всех сил вглядывался он в темноту, надеясь увидеть свет разведенного какими-нибудь охотниками или углежогами костра. Он стал на ощупь пробираться по темному лесу. Ветви хлестали его по лицу, идти становилось все труднее: начался крутой подъем. Но вот он сделал еще один шаг, и под ногами у него вместо твердой земли оказалась пустота. Выпустив повод мула, он полетел куда-то вниз, ударяясь о торчащие корни деревьев и скалистые выступы. Ущелье, в которое он угодил, оказалось не особенно глубоким, и незадачливый лесоруб достиг его дна почти невредимым, если не считать нескольких синяков да ссадин. Дно ущелья было покрыто липкой грязью, а в воздухе стоял какой- то непонятный запах: то вроде навозом тянуло, то палеными листьями. Бондарь без сил привалился к обрыву и тут же заснул.

Проснулся он, только когда рассвело. Все тело ныло от полученных вчера ушибов. Когда же он посмотрел вверх, на высокие, совершенно отвесные склоны узенького ущелья, то, к отчаянию своему, понял, что это еще не самое страшное. Он услышал вздох какого- то спящего зверя и ощутил его горячее, пахнущее серой дыхание. Доносилось оно, видимо, из расщелины в дальнем конце ущелья. Бондарь заглянул туда и в ужасе отпрянул. Свив свои могучие тела, в расщелине лежали два дракона. Глаза их были закрыты: видно, звери уже устроились на зимовку.

Бочар упал на колени и стал молить Бога об избавлении. Тут один из драконов вышел из оцепенения и выполз на четырех коротких когтистых лапах из расщелины, развивая на ходу кольца своего по-змеиному струящегося, покрытого чешуей тела. Сделав едва заметное движение, он в мгновение ока многократно обвил бондаря концом своего хвоста, сжав его так, что тот чуть было не задохнулся. С минуту он внимательно рассматривал своего пленника тусклыми со сна глазами, но потом отпустил и уполз обратно в логово, бондарь же остался целехонек. (Правда, от страха у него долго зуб на зуб не попадал.)

Не имея возможности выбраться из ущелья, отчаявшись спастись, бондарь провел там всю зиму в обществе впавших в спячку драконов. Питался он грибами, которые росли на согреваемом дыханием драконов склоне ущелья, а чтобы напиться, ловил горстью просачивавшиеся откуда-то сверху капли воды. Поскольку драконы не проявляли к нему враждебности, бедняга перестал их бояться и однажды, когда ночь выдалась особенно морозной, заполз к ним в логово и улегся, греясь о горячие, свитые в кольца драконьи тела. Один из зверей поднял голову и поглядел на пришельца, но ничего ему не сделал и вскоре снова уснул.

С тех пор бондарь все морозные ночи проводил в логове драконов. Когда же пришла весна и в ущелье хлынула талая вода, драконы снова спасли его. Однажды утром, проснувшись в логове, он увидел, что остался один: драконы исчезли. Тут подле входа в расщелину послышалось хлопанье крыльев. Он поспешил на звук и увидел, что один из знакомцев-змеев уже взмыл ввысь, а другой готовится взлететь. Сидя в грязи на дне ущелья, зверь медленно, как только что вышедшая из куколки бабочка, расправлял крылья. Когда же он, наконец, поднялся в воздух, бондарь крепко ухватил его за хвост, а очутившись вне ущелья, сразу же выпустил и упал на землю, нисколько даже не ударившись. С минуту он глядел вслед сверкающему на солнце дракону, потом отправился на поиски тропы, которую так некстати потерял минувшей осенью. Скоро он был уже дома, в родном городке, где его все давно считали погибшим, после того, как мул вернулся один, без хозяина. Дивились горожане его возвращению, но лишь когда он рассказал им историю своего чудесного спасения, поняли они, что значит дивиться по-настоящему.

Бондарю тому повезло, что встретившиеся ему драконы пребывали в зимней спячке. Если бы звери были голодны, все могло закончиться для него совершенно иначе. Ведь когда драконы и бывали иногда настроены мирно, само их естество было разрушительно, самой природой им было определено нести хаос в мир людей.

Особенно много о таких созданиях можно узнать из историй, в которых люди превращались в драконов. (В те времена, когда на земле было множество чародеев, такое случалось нередко.) На Западе такие превращения были по сути своей совершенно иными, нежели в Азии, где обличье дракона давалось вместе с божественным разумом и могуществом.

Превратившись в дракона, даже лучшие из людей становились хищными зверюгами, повадками более напоминавшими крокодила.

Подобно другим драконам, такие змеи с человеческой душой не только представляли собой непосредственную угрозу людям, но и выступали предвестниками всевозможных бедствий, прямо с ними самими не связанных, поскольку такого рода превращения почти всегда происходили от злых чар. Примером тому история Чайльда Уайнда.

Замок Бамбере, в котором жили короли Нортумбии, даже в самые лучшие времена выглядел весьма угрюмым обиталищем. Он стоял на гранитном утесе, возвышающемся над пологим взморьем. У самого подножия утеса притулилась небольшая деревушка. Но было время, когда и без того суровый на вид замок этот стал гнездом зловещих козней и вместе с тем вместилищем скорби. Началось все с того, что один из владевших им королей решил жениться во второй раз.

Государь тот был немолодой уже вдовец От первого брака у него осталось двое детей. Сын его, Чайльд Уайнд, в то время сражался в чужих землях, а прекрасная, с золотым сердцем дочь Маргарет от всей души приветила новую избранницу отца.

Новобрачная, тоже уроженка этих мест, была красива какою- то холодной красотой и, по слухам, жестокосердна. Даже на свадебном пиру не выказала она никакой приветливости, всем своим видом показывая, что желает, чтобы ее скорее оставили в покое. Поначалу это вызвало лишь любопытные взгляды со стороны придворных, но потом, когда вино развязало языки, не раз и не два слышались обидные для нее замечания, причем захмелевшие гости зачем- то решили сравнивать ее с Маргарет, всеобщей любимицей. Понятно, что такие сравнения были не в пользу новоиспеченной королевы. Новая супруга государя ничего не сказала в ответ. Она ждала своего часа.

Ночью, когда все в замке улеглись спать, королева решила, что пришло время действовать. Убедившись, что изрядно захмелевший на пиру супруг ее крепко спит, она потихоньку выскользнула во двор и принялась шептать заклинания и чертить на земле магические знаки.

Вскоре после того Маргарет проснулась в своей спальне. Во рту у нее был какой-то неприятный привкус, а все ее члены сковала необычайная тяжесть. К тому же она ощущала ужасный, мучительный голод — такого ей никогда в жизни не приходилось испытывать. В темноте что-то блестело. Приглядевшись, она увидела, что это когтистая, покрытая блестящей чешуей лапа. Когда же она в ужасе отпрянула, лапа эта, как привязанная, двинулась за ней. Девушка закричала и не узнала своего голоса. Из ее горла вырвался басовитый рев. Она скатилась с кровати, — сметя все в комнате оказавшимся у нее мощным, покрытым чешуей хвостом. Наконец, — измученная душой и телом, новоявленная — дракона уснула прямо на полу.

На следующее утро, посреди обычной рассветной кутерьмы, воздух разорвали пронзительные крики. Обезумев от снедавшего ее голода, дракона, в которую превратилась Маргарет, стремглав ринулась вниз по лестнице, а потом за ворота замка. С находившегося под горой пастбища до нее ! доносился запах овец. Дракона тут же устремилась туда. Когда же, изрядно уменьшив стадо, она удовлетворила наконец свой неуемный аппетит, то обвилась вокруг высокой скалы, называемой Спиндлстоун Хьюк, и стала греться на солнышке.

Жители тех мест пришли в ужас от такой напасти и обратились за советом к чародеям, которые и поведали им о совершенной королевой подлости и дали совет, как раз рушить ее чары.

«Если желаете, чтобы к Маргарет вернулся ее настоящий облик, а королева была справедливо наказана, то пошлите за сражающимся в чужих краях Чайльдом Уайндом «, — сказали они.

Так люди и поступили, хотя король и отказывался верить в злокозненность жены. Дракона, ужасное для глаза, зловонное существо, осталась жить в округе, хотя стада разорять перестала: вместо этого селяне наливали ей каждый день целое корыто молока. Больше ничего они сделать не могли: не в их власти было вызволить душу Маргарет из ее покрытой чешуей темницы.

Наконец, весть об объявившемся у него на родине чудовище достигла воевавшего за морем Чайльда Уайнда. Он, не мешкая, отплыл вместе со своей дружиной и Англию на корабле с килем из рябинового дерева (ведь известно, что древесина рябины способна отгонять злых духов).

Обладавшая даром предвидения королева, однако же, послала навстречу воинам целое полчище врагов. Когда уже виднелись вдали зубчатые стены замка Бамбере, мореходы увидели ужасное: на гребнях волн к ним со всех сторон устремились бесы. Существа эти были почти бесформенны, едва различимы на фоне бурного моря, только блестели оскаленные зубы да сатанински горели их глаза. Потом бесы взлетели в воздух и закружились вокруг мачты корабля, и полет их походил на полет летучих мышей. Но сила рябинового киля была велика, и нечистая сила не могла напасть на корабль. Наконец, притомившись, бесы опустились на воду и, качаясь на волнах, подобно обломкам потерпевшего крушение корабля, в бессильной злобе наблюдали за тем, как корабль Чайльда пронесся мимо них по направлению к берегу.

И снова королева, запершись в своей палате, стала творить заклинания. Дракона развернула свои крылья и поползла прочь от облюбованной ею скалы Спиндлстоун Хьюк к берегу моря. Не хотелось ей останавливать корабль, ведь она узнала его флаг, но не подчиниться чарам она не могла. Она нырнула в прибойную волну и стремительно поплыла к приближающемуся судну. От столкновения с массивным зверем мореходы попадали со своих скамей, и корабль остановился. Дважды пытались они снова двинуться к берегу, и дважды невесть откуда взявшийся дракон их останавливал. Наконец, Чайльд Уайнд сменил курс и направил судно к небольшой бухте, находящейся в стороне от замка.

Когда же корабль, не встречая больше помех, достиг бухты, Чайльд спрыгнул на покрытый галькой берег, приказав своим лучникам следовать за ним. Вдруг раздался невообразимый гвалт — все разом закричали гнездившиеся в прибрежных дюнах чайки — и на воинов надвинулся такой густой туман, что стало трудно дышать. Из дымки этой показалась длинная, покрытая чешуей морда дракона, и Чайльд Уайнд заметил, что на него воззрился глаз чудовища, цветом и размерами сходный с лимоном, причем зверь то и дело подмигивал ему своим морщинистым кожистым веком.

Не зная, что видит перед собой темницу, в которую заключена душа его сестры, воин взмахнул мечом, а лучники его натянули тетивы. Дракон вдруг раскрыл пасть и заревел, и в реве этом Чайльд Уайнд расслышал голос Маргарет, объяснившей ему, как развеять злые чары. Рыцарь знаком приказал дружинникам отойти назад и вложил меч в ножны. Потом он встал на колени подле чудовища и дважды поцеловал покрытые ядом чешуи, обрамлявшие страшную драконью пасть. При этом он в кровь поранил себе губы, но после второго поцелуя дракон начал как бы сохнуть на глазах, сморщиваясь, как осенний лист, пока от него не осталась одна чешуйчатая кожа, которая, впрочем, тут же рассыпалась, и глазам Чайльда предстала хрупкая, совершенно нагая девушка с кожей нежной, как у новорожденного младенца. То была Маргарет. Чайльд Уайнд признал сестру и поспешил закутать ее в свой плащ, чтобы она не простудилась на студеном ветру. Потом они отправились в замок в сопровождении Чайльдовой дружины.

Их возвращение было для всех огромной радостью. Но у молодого рыцаря оставалось еще одно неотложное дело. Оставив Маргарет с отцом, он поспешил в комнату королевы-ведьмы. Магическая сила ее совершенно исчезла, как только рябиновый киль Чайльдова корабля коснулся берега Нортумбии, и теперь она с трепетом ждала своей участи, забившись в угол. Глаза ее широко раскрылись от ужаса, когда рыцарь достал из кармана рябиновый прутик, срезанный с того же дерева, из которого сделали потом киль его корабля. Когда он протянул к ней руку с прутиком, она лишь безмолвно отшатнулась, но когда рябиновое дерево коснулось ее, закричала. Потом крик этот как бы захлебнулся и неожиданно закончился громким хриплым «ква «. Чайльд Уайнд просто не поверил своим глазам: королева в мгновение ока исчезла, и на ее месте на полу оказалась большая, ему по щиколотку, вся сморщенная, как печеное яблоко, жаба.

От неожиданности бывалый воин попятился даже, но, поняв, в чем дело, рассмеялся. Жаба, как будто не желая терпеть его насмешки, поскакала прочь из комнаты и, спустившись по лестнице в подземелье, забилась в щель в сырой стене. Больше о королеве-ведьме ничего не было слышно, разве что квакнет изредка, грустно так — и все.

Некоторые поселения, подобно Бамбере, были избавлены от драконов при помощи чар, многие другие — храбрыми драконоборцами. Но в те времена люди с надеждой искали спасения и в другой могучей силе — христианстве, обещавшем изменить мир так, чтобы для драконов в нем не осталось места. Христианство порицало неуемный аппетит, бывший главной отличительной чертой драконов. Причем надо сказать, что, пронизанные идеей самоограничения и смирения, христианские молитвы и символы оказывали на драконов совершенно сокрушительное воздействие, как показывает происшедший в Корнуолле случай, о котором мы сейчас поведем свой рассказ.

Произошла эта история в те далекие времена, когда корнуолльский народ еще держался языческого обычая. Обратить тамошних жителей в христианство взялся энергичный святой по имени Самсон. Странствуя по всему Корнуоллу, проповедовал он Христово учение, исцелял больных, творил чудеса. Самое удивительное из чудес этих было связано с драконом, громадным, покрытым чешуей змееподобным зверем, обитавшим в пещере подле протекавшей по заболоченной долине речки.

Из-за чинимых драконом бедствий вся округа была разорена, и народ там жил в бедности. Совершенно отчаявшиеся уже крестьяне показали святому логово дракона и стали слезно просить извести лиходея колдовством (то, что Самсон умел творить чудеса благодаря одной своей святости, безо всяких чар, они уразуметь не могли). Святой согласился. Оборванные просители отошли на безопасное расстояние и стали ждать, боязливо переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу, чудотворец же перешел речку, приблизился к пещере и громким голосом позвал дракона. Со свирепым шипением бросился на него зверь, но, прежде чем его клыки успели вонзиться в плоть Самсона, тот произнес святые слова, и чудовище вмиг угомонилось. Некоторые повествователи утверждали, однако, что в приступе ярости дракон укусил себя за хвост.

Потом святой накинул чудовищу на шею льняной пояс, и на глазах у изумленных крестьян вывел его из пещеры. Громадный змей послушно пополз, примеряясь к Самсонову шагу, через холмы да лощины к обрывистому берегу моря. На самом краю высоченного прибрежного утеса святой остановился и своим посохом подтолкнул змея к пропасти. Упав со страшной высоты, тот насмерть разбился о •горчащие на мелководье камни. То-то радовались окрестные крестьяне, глядя с утеса на безжизненное тело своего давнего врага, распростертое на омываемых прибоем камнях.

Другие святые — покорители драконов — проявляли больше милосердия к «исправившимся « чудовищам. Отнюдь не разделяя мнения, что драконы более злокозненны, нежели прочие творения природы, они прощали этим зверям сотворенное ими прежде зло. В том же Корнуолле святой по имени Каранток, усмирив обитавшего в болоте дракона молитвой, отвел его на обширную пустошь и, после краткого увещевания, отпустил на волю. Живя вдали от людей, змей тот уже больше не досаждал им своими своеобразными привычками и специфическими драконьими запросами.

Св.Петрок проявил подобное же милосердие, когда ему удалось усмирить одного корнуолльского дракона, прошептав ему на ухо псалом. Он отвел усмиренное чудовище к берегу моря и приказал ему вплавь отправиться на поиски нового обиталища — какого-нибудь пустынного острова. Змей тут же бросился в море и поплыл прочь от берега. Вскоре он скрылся за горизонтом.

Но милосердному святому не всегда удавалось предотвратить расправу над драконом со стороны настрадавшихся от проделок чудовища людей. Когда округа бывала, наконец, освобождена от такой напасти, люди частенько стремились выместить на звере все, что у них накипело на душе. Такая участь постигла, например, дракона по имени Тараск, долгое время опустошавшего окрестности южно- французского городка, называвшегося в то время Нерлук.

Описания драконов редко бывали достоверными, поскольку всякий, кому доводилось увидеть такое чудище, был настолько напуган, что замечал в его облике одну какую-нибудь особенно устрашающую деталь, вместо того чтобы разглядеть всего зверя целиком. И все же при всей их неточности и непоследовательности, описания Тараска говорят о том, что это был совершенно особенный дракон. В отличие от своих более северных собратьев он не имел даже признаков какого бы то ни было змееподобия. Это был массивный, широкий в груди, высокий в холке зверь, эдакая стоящая на шести мощных лапах гора мышц, покрытая чешуйчатым панцирем. Чудовище это поджигало дома и посевы выдыхаемым им струями огнем, а также устраивало наводнение, баламутя воды реки Роны своим хвостом.

Рыская по полям, лугам, оливковым рощам и виноградникам, дракон пожирал и скотину, и пастухов, и всех прочих, кто встречался ему на пути.

Много смельчаков, в том числе первейших в округе силачей, пытались истребить зловредного Тараска, но даже самым лучшим оружием невозможно было пробить его мощный панцирь. Совсем угасшая было надежда избавиться от этой напасти возродилась, однако же, когда к пристани Нерлука причалила свою лодку хрупкая, одетая в белое полотняное платье девушка.

Звали ее Святая Марта. Задолго до ее прибытия прослышали жители многострадального Нерлука о свершенных ею в соседнем Арле добрых делах и простых, от сердца идущих проповедях, и, едва святая вступила в город, к ней тут же кинулось множество просителей, умолявших ее избавить округу от ужасного Тараска. Марта бесстрашно отправилась одна в давно покинутые людьми поля за городской стеной, откуда поднимался столб дыма и слышалось блеянье перепуганных овец. Достигнув некогда зеленой, а теперь выжженной луговины, разглядела она сквозь все еще курящийся дым чудовище, которое как раз заканчивало заглатывать, урча от удовольствия, убитую им овцу. Покончив с этим делом, Тараск повернулся к девушке, она же подняла с земли две обгорелые соломинки и, сложив из них крест, двинулась прямо на свирепого зверя, держа перед собой этот хрупкий символ своей веры.

Когда она приблизилась, дракон вдруг издал тяжкий вздох и повалился наземь. Горящие глаза его потухли. Марта же отвязала от пояса фиал со святой водой и окропила ею зверя, чтобы закрепить свою победу.

Дракон оцепенел, и юная победительница, наклонившись, отрезала свои длинные косы одним из клыков чудовища, а потом, связав их, сделала поводок, который накинула на шею зверю. Затем она направилась в Нерлук, ведя за собой дракона, который, совершенно присмирев, волочил по земле свой длинный хвост.

Увидев святую деву и покоренное ею чудовище, собравшиеся на главной площади города люди вначале просто глазам своим не поверили, потом их охватил ужас, сменившийся вскоре радостью и торжеством. Заметив, что многие принялись уже подбирать камни, Марта попросила людей пощадить дракона. Но что она могла поделать одна против впавшей в неистовство толпы? Вначале в покорно все сносящего Тараска полетели плевки, потом камни, потом, осмелев, иные из толпы стали бить его кулаками. Дракон втянул голову, подобно черепахе, и опустился на землю. Вскоре он испустил дух, извергнув напоследок небольшое облачко желтоватого дыма.

Многим драконам не суждено было умереть своей смертью, правда, по большей части, пали они от рук отважных драконоборцев, а не разъяренной толпы. Так или иначе, в городе или сельской местности, ставшей жертвой бесчинств дракона, не скоро забывали об этой напасти. Вскоре после гибели Тараска город Нерлук был торжественно переименован в Тараскон (под этим названием он известен и по сей день). Постановлено было также, что на городской печати впредь будет помещено изображение дракона, чтобы люди помнили, какие тяготы выпали некогда на долю их города и как хрупки могут оказаться творения рук человеческих в столкновении с первозданны ми силами природы.

Оглавление