Питер Дикинсон «Полёт драконов». Сокровища дракона

«Там лежал он, громадный крепко спящий красно-золотой дракон… Под ним, под телом его, его лапами и толстым свёрнутым хвостом и во все стороны от него насколько хватало глаз, скрывая пол и затеняя стены высились несметные горы сокровищ: золото в слитках и готовых украшениях, самоцветы, жемчуг и драгоценные камни в оправе и без оправ, и серебро, отливающее красным в багровом свете пещеры.»

Дж. Р. Р. Толкин «Хоббит или Туда и обратно».

Есть две значительные области того, что известно нам о драконах, которые я до сих пор оставлял без объяснений, потому что обе они явились следствием контактов дракона с Человеком. Это — потаённые запасы золота и способность к общению с людьми. Но, хотя я полагаю, что если запасы золота имели место, то никакой способности к внятной речи у драконов не было, мне всё же кажется, что наличие сокровищниц драконов объяснить куда сложнее.

Прежде всего, мы должны освободиться от мысли о том, будто драконы накапливали золото, поскольку оно обладает ценностью — ценностью в человеческом смысле. Они либо испытывали некую глубокую потребность в золоте как таковом, либо эта их привычка служила проявлением того, что биологи называют замещающей деятельностью — когда животное делает нечто в силу того, что тем самым предотвращается что-то, к чему его вынуждало основное побуждение. К примеру, если я разозлён на кого-то, у меня может возникнуть желание ударить его. Моя рука начинает движение… Но воспитание, нормы приличия или появление полицейского удерживает меня от удара, и моя рука взмывает вверх и начинает почёсывать затылок, хотя никакого желания чесаться я не испытываю. Или чайка, которой что-то помешало спариться, может выполнять определённые действия, имитирующие сооружение ею гнезда даже в неподходящем месте и в несоответствующее время. И тому подобное. Я считаю вполне вероятным, что замещающая деятельность и определённая глубокая потребность усилили друг друга, что сформировало у драконов странную привычку, которую я называю «гнездованием на золоте».

Всякий раз, когда Принц Дракон совершал что-нибудь чудесное, князь приходил и поклонялся ему, используя при этом золото, драгоценные камни, жемчуг и ценные вещи.

The Yuan Kien Lei Han

Помимо ценности для человека, золото обладает двумя особыми свойствами: это один из самых мягких металлов на планете, к тому же химически инертный. Конечно, оно считается мягким не в том смысле, в каком мягок пуховый матрац, но оно неспособно образовывать опасные острия, края или грани, способные повредить шкуру дракона. А его химическая инертность имеет два важных следствия: во-первых, обычно золото можно было найти в чистом виде в форме самородков, которые удавалось собрать ещё до появления на сцене другого золотоискателя, человека; а во-вторых, с золотом практически не взаимодействовали едкие выделения, постоянно источаемые телами драконов.

Последнее свойство очень важно. Ведь везде, где постоянно обитал дракон, быстро образовывалось своего рода химическое болото, а драконы были вынуждены в течение почти всей жизни обитать в одном и том же месте. Кроме того, поскольку одним из существенных моментов выживания драконов было уменьшение веса, они не могли позволить себе долго находиться в таком болоте, поскольку при этом их тела будут покрываться грязью и всякого рода окислами, и со временем слой такой грязи начинал весить куда больше, чем мог позволить себе кто-либо из драконов. А каждому полёту должна была предшествовать достаточно длительная процедура очистки тела (факт, помогающий объяснить привычку драконов при недалёких перемещениях чаще ползать, чем летать).

Потому золотое гнездо служило дракону идеальным местом отдыха. Подобная металлическая подложка был безопасной и вполне комфортной для почти невесомого тела, а химические выделения стекали между самородками и другими химически инертными предметами вниз, не образуя грязи и не разрушая гнездо. Всё просто и понятно. Теперь, когда изложенное выше установлено, мы в состоянии объяснить странную привычку гнездиться на золоте. Но проблема, как и со многими другими из чудес природы, состоит в том, чтобы описать и объяснить в первую очередь сам процесс развития и закрепления такого необычного явления.

Я думаю, что окончательное закрепление этой драконьей привычки должно быть отнесено к периоду установления контактов драконов с человеком, причём с человеком, находящимся уже на достаточно высоком уровне развития. Но кое-что можно сказать и о том, что предшествовало эпохе контактов.

В силу изложенного выше, до появления всякого рода золотых гнездовий существовали, видимо, логова с подстилкой из довольно гладких и химически инертных голышей или валунов, позднее сменившихся золотом и драгоценностями, поскольку любые береговые камни постепенно разрушались кислотами. Логова наследовались из поколения в поколения, потому со временем в них оставались лишь наиболее устойчивые предметы из материалов, которые как раз и оказались на инстинктивном уровне избраны драконами в качестве самых подходящих для создания гнездовий. Так могло произойти всего с несколькими самородками, попавшими среди прочего в смесь, устилавшую дно пещеры.

Тогда Регин попросил, чтобы Фафнир поделился с ним золотом, но Фафнир ответил, что он, скорее всего, не станет делить с братом золото, из-за которого он сам убил их отца Грейдмара, и велел Регину убираться, иначе того постигнет судьба отца… Регин обратился в бегство, а Фафнир поднялся на Гнитахейд, соорудил там логово и, превратившись в дракона, возлёг на золоте.

«Младшая Эдда»

Кроме этого, вспомним о той особенности обмена веществ дракона, которую я вкратце упоминал ранее. Чтобы получать достаточное количество кальция для основной химической реакции, драконы должны были поглощать и усваивать известняк. Но маловероятно, чтобы их челюсти были хорошо приспособлены для перемалывания скальных пород. Куда более вероятно, что ввиду их параллельного развития с птицами они полагались в этом смысле на что-то иное. А, принимая во внимание, что птицы нуждаются в проглатываемых ими мелких — вплоть до песчинок — камешках, необходимых им также для измельчения потребляемых ими семян, драконы для дробления известняка нуждались в чем-то более твёрдом. Для этих целей подходят крайне немногие из естественных материалов, но среди них будут и драгоценные камни — алмазы, рубины и так далее. Безусловно, эти материалы никогда не были распространены широко, но не будем забывать, что когда дракон умирал в своём логове, его преемник почти наверняка поедал то, что оставалось от тела предшественника, а оно неизменно включало в себя и внутренние накопления. По сути, здесь мы имеем дело ещё с один естественным механизмом ограничения популяции драконов: пока молодой дракон не унаследует логово и не воспользуется запасами старого дракона, он вряд ли будет способен вырабатывать достаточно газа, чтобы взлететь.

Драконы поворачивали клиновидные головы к своим наездникам за огненным камнем. Мощные челюсти размалывали крупные куски, проглатывали их, и требовалось всё большее и большее количество камня. Внутри чудовищ полученное крошево подвергалось взбалтыванию, после чего ядовитые фосфины были готовы. И когда драконы затем изрыгали газ, он загорался в воздухе свирепым пламенем, испепеляющим ниспадающие с неба Нити.

Энн Маккефри «Странствия Дракона»

Трудно предположить, какие изменения в обмене веществ могли происходить у зрелого дракона-самца после того, как он окончательно выбывал из состязаний за доминирование в водоёме размножения. Вполне возможно, что, ввиду утраты им репродуктивной функции, природа предпринимала определённые меры для его скорейшего исчезновения, ускоряя это с помощью агрессивных химических процессов его организма. Тем самым освобождались бы не слишком часто встречающиеся комфортные пещеры-логова для более молодых самцов, всё ещё активных в борьбе за размножение.

С другой стороны, на что есть намёки и в записках многих путешественников, драконы с отдаленных горных перевалов были — даже по сравнению с обычными драконами — необычайно угрюмы, коварны и дряхлы. Зачастую они были ещё и неспособны летать. Значит, давайте представим себе состарившихся драконов, удалившихся в дальние области и нашедших там себе новые пещеры. Отныне они уже не нуждались в особом драконьем полёте, но компенсировали эту свою утрату уплотнением и загрубением шкуры, чтобы противостоять новым, более суровыми условиям существования. Им было очень непросто накопить новые запасы сокровищ среди нищих горских племён, и всё это, конечно, только усугубляло их озлобленность. Без сомнения, большую часть времени они проводили в состоянии, близком к спячке, видя свои смутные драконьи сны о драгоценных камнях, о парении в восходящих потоках, о пламенных поединках над водоёмами размножения и мясистых белокожих жертвах.

Кроме этого, теперь мы можем объяснить, почему аборигены — в приведенном выше в эпиграфе к главе «Огненное дыхание» фрагменте из Джордануса — отправлялись туда, где упал дракон, рассчитывая обнаружить там драгоценные камни.

Это уже непосредственно связано с влиянием человека. Ведь одною из особенностей человекообразной обезьяны являлось стремление в ритуальных ситуациях украшать женщин золотом и драгоценными камнями. Существует мало ситуаций, более ритуальных, чем человеческое жертвоприношение божеству. Дракон же, поглощая предложенные ему подношения, мог вполне сознавать, что ему периодически предлагали — так сказать, в качестве специй — несколько небольших твердых предметов, полезных для перемалывания камней, и изделия из другого материала, удобного, чтобы лежать на нём. Он, возможно, был даже не способен распознавать золото, но если перед поглощением пищи он в целях безопасности затаскивал её в логово, то, естественно, выламывал там драгоценные камни из оправ и проглатывал их. И, конечно же, он отказывался от поглощения золота, будучи не в состоянии позволить себе вес лишний вес, потому золото приобщалось к гнездовью. При этом если другие материалы постепенно разлагались, то золото оставалось и накапливалось.

Бутыль… раздулась втрое и нагрелась, казалось, чуть не до красноты, и воздух становился всё теплее и теплее, а бутыль — всё больше и больше, пока все младшие секретари не признали, что стало слишком горячо, чтобы здесь оставаться и дальше, и тут же вон подались, кубарем, спотыкаясь и расталкивая друг друга в спешке своей, и как только убрался последний из них и запер дверь, бутыль взорвалась, и вышел из неё дракон, пышущий жаром и становящийся с каждой минутой всё крупнее, и стал он пожирать мешки с золотом, и хрустел жемчугом, алмазами, рубинами, как вы — «сотенными и тысячами».

Е. Несбит «Пламенный Дракон»

Ни один дракон в отдельности не смог бы собрать таких залежей сокровищ. Но поскольку владельцы логова постоянно сменяли друг друга, гнездо постепенно становилось поистине умопомрачительным курганом ценностей, простирающимся от стены к стене, с вызывающим трепет владельцем его, свернувшимся на вершине. И на этой стадии развития, я полагаю, привычка к накоплению усиливалась ещё и замещающей деятельностью. В своём очерке жизненного цикла драконов я предположил, что драконы-самцы проводили долгие годы, будучи не готовыми к спариванию, и до того, как они достигали статуса верховного дракона, и после — когда их низвергли с этого пьедестала. Длительное подавление сексуального влечения может приводить к появлению странностей в поведении, когда укрепляются и гипертрофируются иные уже существующие привычки и влечения. Так что всё это вполне могло спровоцировать и усугубить печально известные алчность и ненасытность драконов, и не только углубить их склонность к накоплению ставших доступными золота и драгоценностей, но и привычку выходить наружу для их добывания. Предположим, драконопоклонники оказались не в состоянии умиротворить своего бога девственницей, украшенной драгоценными каменьями. Положим, они рискнули обмануть чудовище, предложив ему просто венки из календулы — тогда могла наступить ночь, когда дракон рассвирепеет настолько, что отбросит свойственную ему опасливость и вместе с тихим ночным ветре отправится на поиски того, что ему необходимо, спускаясь во тьме вниз, взмывая над спящим селением, давая знать о своём присутствии внезапными всплесками пламени и заставляя содрогаться от рёва хижины и посёлки. Кто посмел бы выйти и лицом к лицу встретиться с разгневанным богом? Хотя иногда, без сомнения, защиту удавалось организовать, и дракон при этом мог быть даже изгнан или убит. (Описанное в «Хоббите» Толкина нападение Смога на Озёрный город — яркий пример такого инцидента, хотя мифическому Смогу там приписывается столь обильная способность к выдыханию пламени и такой уровень защищённости, какими вряд ли мог обладать дракон реальный.) Но чаще всего перепуганные селяне выносили свои сокровища к дверям хижин и оставляли их на пороге. Дракон брал то, что хотел, и оставлял их в покое, возвращаясь в логово, чтобы вновь свернуться на громадном своём золотом гнездовье.

— Я…? — Горбаш застонал, словно пораженный под дых лапой могучего людоеда. — Я? Да у меня нет совершенно ничего, вообще никаких сокровищ, о каких можно было бы…

— Ты лжёшь! — закричал Секох. — Ты был ближайшим родственником и единственным наследником великого дракона, приходившегося тебе дядюшкой. Тебе, как единственному наследнику, он сообщил, где находятся его залежи… А он был очень стар и всю свою долгую жизнь копил сокровища. У тебя даже не одна, а две сокровищницы: собственная и дядюшкина, и ты — богатейший дракон!

Гордон Р. Диксон «Дракон и Джордж»

Но есть ещё один вопрос. Почему в более поздние времена не было найдено никаких драконьих сокровищниц? В ответ можно сказать, что эффективное золотое гнездование было возможно только там, где драконы сосуществовали с человеком в таких паразитных по сути отношениях. Когда же дракон умирал и об этом узнавали люди, непременно находился храбрец, готовый отправиться к логову и проверить, что там и как. Эксперты говорят, что золота в древнем мире было больше, чем могла произвести вся горнодобывающая промышленность тех времён, известная нам сегодня, и, возможно, частично это объясняется тогдашними открытиями и распространением в мире содержимого сокровищниц драконов. При этом ещё может оказаться, что где-нибудь в отдаленном районе существует давным-давно запертая лавиной или камнепадом пещера, где проникший туда однажды спелеолог обнаружит в лучах своей лампы сияющие горы сокровищ, собранные там последним из великих драконов. 

Странными они всё же были существами, эти драконы. И по всему миру с ними одно и то же: упивались сокровищами и ценили их превыше всего. В пещерах или могильных курганах собирали громадные сокровищницы, а стоило украсть у них какой-нибудь ничтожнейший драгоценный камешек, как дракон в лютой ненавистью готов был преследовать вора вплоть до скончания миров. Ага, и человек мог предложить дракону взамен хоть сотню золотых колец, но того прежде всего интересовало, не оказалось ли среди них его собственного…

Роджер Лэнслин Грин «Чудный Незнакомец»
(Roger Lancelyn Green «The Wonderful Stranger»)

Нет никаких оснований утверждать, что формированием инстинкта «гнездования на золоте» развитие драконов завершилось. Многие виды — почти все они существа летающие — доводят сходные особенности своего поведения до крайностей, не дающих им никакого реального преимущества в борьбе за выживание. Таким образом, первичный инстинкт «гнездования на золоте» имел все шансы развиваться и далее, пока не превратился в окончательно укоренившуюся привычку накапливать сокровища. На этой стадии выбор пещеры перестал зависеть от её пригодности только для обитания, поскольку отныне она предназначалась для хранения и даже для созерцания сокровищ. В непостижимом для нас сознании дракона груды золота могли стать, в конце концов, чем-то вроде того, чем являются коллекции произведений искусства для людей-миллионеров. Иными словами, вполне возможно, что печально известное пристрастие драконов к золоту и драгоценностям не стоит оценивать как некую мифологическую экстраполяцию не слишком ясной поведенческой модели странного животного. Скорее всего, сведения об этой страсти отражают реальное положение вещей.