К вопросу об истоках изобразительной традиции оленных камней монголо-забайкальского стиля

А.В. Варенов

Иван Бодхидхарма склонен видеть деревья
Там, где мы склонны видеть столбы

Б.Гребенщиков

В свое время М.П. Грязнов при поисках истоков изображений оленей на оленных камнях высказал предположение, что первоначально приемы подобной стилизации могли сложиться в иной технике, а именно при нанесении красочных рисунков на круглых деревянных столбах [Грязнов, 1984, с. 79, 81]. Вскоре В.В. Бобров открыл вертикально стоящие каменные стелы и деревянные столбы в погребениях андроновской и ирменской культур эпохи бронзы [Бобров, 1992]. Вместе с тем, в силу специфики археологических источников, ожидать находки древних деревянных столбов с сохранившимися резными, а тем более красочными изображениями при обычных условиях их захоронения вряд ли приходится. Кроме того, для андроновской культурной традиции фигуративное искусство вообще не было характерно. Вдобавок, как указал Д.Г. Савинов, «именно от андроновских камней-обелисков следует начинать генезис оленных камней, но не всех, а только связанных с погребениями (курсив наш — А.В.)» [Савинов, 1994, с. 144], то есть II и III типов (саяно-алтайских и общеевразийских).

Вопрос же о прототипах оленных камней с изображениями оленей монголо-забайкальского стиля в таком случае остается открытым. Непосредственных предшественников подобных изображений в предметных сериях, происходящих с территории Центральной Азии и Южной Сибири, известно не было. В этой ситуации Д.Г. Савинов считал целесообразным «расширить круг возможных параллелей стилизованным изображениям оленей на оленных камнях I типа — более далеких и опосредованных, выходящих за пределы их распространения». Сам он подобные параллели усматривал «преимущественно в круге западных культур» [Савинов, 1994, с. 123]. Действительно, на современной территории Китая оленных камней нет, за исключением крайнего северо-запада страны — Синьцзян-Уйгурского автономного района [Варенов, 1998, с. 66 — 68].

Рис.1. Керамика культуры Чжаобаогоу с зооморфным орнаментом.
1 — со стоянки Сяошань, жилище № 2. 2-5 — со стоянки Наньтайди, жилище 3546F1. 6,7 — со стоянки Чжаобаогоу, жилище F6 (одно и то же изделие).

В плане следования рекомендации Д.Г. Савинова, нами был предпринят обзор археологии районов, входящих ныне в состав КНР и граничащих с юга с Сибирью и Центральной Азией. Чтобы четче представить, что именно следует искать, мы, в развитие идей М.П. Грязнова, предположили, что изделия, могущие быть потенциальными предшественниками оленных камней монголо-забайкальского стиля, должны обладать рядом следующих признаков: 1. Иметь круглую поверхность. 2. Хорошо сохраняться в условиях археологизации, иначе мы их просто не найдем. 3. Обладать определенным антропоморфизмом, что впоследствии облегчит и хорошо объяснит переход к настоящим оленным камням. Из тех же соображений легкого перехода к настоящим оленным камням желательно, чтобы в археологической культуре, где потенциальные предшественники оленных камней будут встречены, существовала и традиция резьбы по камню, а еще лучше, изготовления из него художественных изделий. Поэтому в ходе поисков существенное внимание уделялось керамике, так как стенки керамического сосуда, как правило, представляют собой тот или иной вариант цилиндрической (конической) поверхности, способы декоративного оформления которой также могли быть перенесены на стелы — (прото-) оленные камни, а древняя керамика, в отличие от деревянных столбов, хорошо сохраняется. Вдобавок, имплицитный антропоморфизм некоторых категорий керамических сосудов, свойственный и оленным камням, широко известен и может быть доказан для конкретных культур на археологическом материале. Ниже мы представим наиболее интересные результаты этих поисков.

Практически одновременно с выдвижением «столбовой» гипотезы М.П. Грязновым и открытиями В.В. Боброва, осенью 1985 г. в Китае при раскопках стоянки Сяошань в аймаке Аохань автономного района Внутренняя Монголия в заполнении жилища № 2 был найден фрагментированный сосуд с изображениями в зверином стиле [Ян Ху, Чжу Тинпин, 1987, с. 491, 493, 495 — 496]. Сосуд представлял собой горшок типа цзунь бурой, сильно песчанистой лощеной керамики с прямой шейкой, крутыми плечиками, выделенным основанием и слегка вогнутым донышком (рис.1: 1). Поверхность его покрыта бледно-бурыми и черно-серыми пятнами. Шейка, тулово и основание четко отделяются друг от друга и возможно, что они изготовлены порознь. Во всяком случае, их взаимные границы обозначены рядами небольших круглых вдавлений, которые могли играть не только декоративную роль, но и служить для упрочнения стыков. Прочерченный орнамент нанесен на выпуклое тулово сосуда, причем сначала намечались контуры изображений, а потом они заполнялись мелкой правильной косой сеткой.

На огибающем горшок орнаментальном поясе представлены три существа: крылатый олень с раскидистыми рогами и вынесенной в беге вперед ногой с копытцем; крупная хищная птица со слегка раскрытым изогнутым клювом, большим круглым глазом и гребнем на голове; фантастическое создание с кабаньей головой со вздернутым носом, торчащими клыками и хохолком на макушке (?), изогнутым S-видным змеиным телом и, возможно, крыльями, т.е., очевидно, дракон (рис.1: 1). Все животные движутся слева направо, как бы преследуя друг друга, причем птица вцепилась в хвост или крыло оленя, а олень занес ногу для удара по дракону. Дракон и птица разделены дополнительным декоративным элементом орнамента. Неодинаково и пространство, отведенное разным существам на протяженности фриза. Птица занимает почти столько же места, сколько олень и дракон, вместе взятые, а олень — в два-три раза больше дракона.

Сразу же после публикации находки из Сяошань в китайской археологической периодике в 1987 г., мы сопоставили образы животных на данном сосуде с изображениями хищных птиц, оленей и кабанов в скифо-сибирском зверином стиле, особенно в алтайском его варианте [Варенов, 1989, с. 116]. Чрезвычайно велико оказалось сходство сяошаньского «свинодракона» с изображением кабана-змея на изданном позже Кош-Пейском оленном камне из Тувы [Килуновская, Семенов, 1993, с. 92, 95, 97 — 99]. Еще позже Е.Ф. Королькова, специально занимавшаяся ритуальной посудой кочевников скифского времени, отмечала, что «образы оленя и хищной птицы оказываются одними из центральных мотивов в художественном оформлении ритуальной посуды кочевников Евразии скифского времени. Довольно распространенным мотивом… является и изображение рыбы (хтоническое существо, алломорф змея-дракона — А.В.) или сцена терзания рыбы хищной птицей. Реже… предстают кабаны…» [Королькова, 2001, с.49]. Она же указывала, что «семантика, форма и функции ритуальных сосудов, звериные мотивы в их украшении и расположение зооморфного декора, очевидно, уходят корнями в глубокую древность» [Королькова, 2001, с. 49]. Но насколько глубокую? Только ли в бронзовый век, как считает Е.Ф. Королькова, или еще в неолит?

Рис.2. План стоянки Чжаобаогоу и жилища F6.
1 — план стоянки Чжаобаогоу. 2 — план жилища F6.

Дело в том, что по жилищу №2 из Сяошань, где был найден сосуд с орнаментом в зверином стиле, получено две радиоуглеродные даты (для уточненного периода полураспада, равного 5730 лет, но без дендрохронологической калибровки): 4110+85 лет до н.э. для находок на жилой поверхности пола и 4200+85 лет до н.э. для слоя перекрывающих их рухнувших конструкций жилища, представляющих собой куски обожженной глиняной обмазки стен с примесью травы. Такое соотношение дат отнюдь не противоречит стратиграфии. Поскольку радиоуглеродная дата фиксирует момент прекращения обмена веществ в живом организме, то, в принципе, ко времени разрушения жилища его деревянные конструкции должны быть древнее большинства содержащихся в данном жилище органических вещей, например, дров, горевших в его очаге. Но определяют ли радиоуглеродные даты время создания сосуда? Известно, что покинутые жилища могут использоваться (и используются) в качестве свалок более поздним населением. Вопрос в том, сколько лет могло простоять жилище, прежде чем его конструкции рухнули и перекрыли фрагменты сосуда? Вряд ли все 3500 — 4000 лет, остававшихся до скифского времени.

Авторы раскопок в Сяошань выделили подобные памятники в новую археологическую культуру, названную по расположенной чуть западнее более крупной стоянке того же типа Чжаобаогоу, и отнесли ее к неолиту [Ян Ху, Чжу Тинпин, 1987, с. 501]. Керамика Сяошань в основном сильно песчанистая, с неровным цветом и невысокой температурой обжига. Среди форм преобладают банки, миски, горшки цзунь и крышки, а в орнаменте — ряды горизонтального и вертикального зигзага или меандры, прочерченные или нанесенные штампом. Из каменных изделий встречаются шлифованные топоры, терочники, клиновидные нуклеусы и микропластины. По мнению китайских археологов, по ряду категорий находок отложения из Сяошань отличались или выглядели более развитыми, а значит и поздними, чем распространенная в этом же районе ранненеолитическая культура Синлунва. Зато они сближались с неолитическими культурами Хуншань и Синьлэ, распространенными в аймаке Аохань и в районе г. Шэньяна соответственно. По культуре Синьлэ к моменту открытия Сяошань имелось четыре калиброванных радиоуглеродных даты, укладывавшихся в промежуток 5460-4725 лет до н.э. Даты Сяошань после калибровки составляли 4850 и 4715 лет до н.э., т.е. совпадали с верхней границей Синьлэ. Культура Хуншань существовала в IV — III тыс. до н.э.

Среди ее находок в контексте открытия в Сяошань прежде всего привлекало внимание резное нефритовое изображение дракона высотой 26 см со змеиным телом, свиным рылом, узкими глазами и развевающейся гривой или гребнем, обнаруженное на стоянке Саньсинтала во Внутренней Монголии [Цзя Хунъэнь, 1984, с.6,10]. Ряд более мелких и не столь выразительных нефритовых изображений «свинодракона» был известен на других стоянках культуры Хуншань. Таким образом, хуншаньские нефриты лишний раз подтверждали глубокую древность образов на сосуде из Сяошань. Что касается их интерпретации, то Ян Ху и Чжу Тинпин отметили несомненную соотнесенность зооморфных изображений на керамике с религиозными представлениями древних обитателей района Ляоси, а отнюдь не принадлежность к миру реальных животных. Главное внимание в своем анализе они уделили существу с кабаньей головой и телом змеи, увидев в нем, вкупе с хуншаньскими нефритами, древнейшее известное изображение дракона. В двух строчках, посвященных остальным фигурам, китайские археологи указали на связь птицы с истоками образа феникса, а об олене не сказали практически ничего, видимо, не решившись сопоставить его третьим персонажем китайской мифологической зооморфной «троицы» — единорогом-цилинем. В основном, истоками образа дракона занимался и другой китайский исследователь Сяошань — Цзинь Цзягуан [Цзинь Цзягуан, 1991]. Дело в том, что дискуссия в Китае по этой проблеме началась еще в 1984 г., сразу после научной публикации открытого в Саньсинтала нефритового дракона, и каждая новая находка рассматривалась лишь как повод ее продолжить.

Вместе с тем, чуть позже, в другой своей статье Чжу Тинпин углубил анализ сосуда с изображениями зверей и в целом стоянки Сяошань, получив очень интересные результаты. Он подтвердил ее принадлежность к культуре Чжаобаогоу и на основе типологии керамики синхронизировал с поздним периодом культуры Хоуган, соответствующим позднему периоду варианта Баньпо культуры Яншао (рубеж V — IV тыс. до н.э.). Примерно в том же районе, что и Чжаобаогоу, была распространена и культура Хуншань. Чжу Тинпин пришел к выводу, что Чжаобаогоу не является истоком для Хуншань, а обе они происходили от более ранней культуры Синлунва и в целом сосуществовали, синхронно с вариантом Баньпо культуры Яншао [Чжу Тинпин, 1990, с.361-362]. По данным современных отечественных исследований, культура Чжаобаогоу датируется рубежом VI/V — серединой V тыс. до н.э., а Хуншань — серединой V — серединой III тыс. до н.э. [Алкин, 2002, с. 10 — 11].

Что касается вопросов семантики, то китайский исследователь отметил наличие сосудов с изображением оленей на других памятниках культуры Чжаобаогоу, и отсутствие изображений оленей в синхронных соседних культурах. Следовательно, заключил он, олень — это тотем носителей культуры Чжаобаогоу. Соответственно, кабан был признан тотемом носителей культуры Хуншань, где, как уже отмечалось, резные нефритовые «свинодраконы» попадались весьма часто. Пространственная близость оленя и кабана на сосуде из Сяошань объяснялась параллельным развитием и особо тесными отношениями носителей двух культур. Что касается птицы, то Чжу Тинпин указал на граничившие с Чжаобаогоу с юго-запада и юго-востока культуры Шанчжай и Синьлэ, среди изделий которых он нашел изображения птиц, исполненные в керамике и дереве. Тогда получалось, что птица могла быть тотемом носителей одной из этих культур, а образы сразу трех разных тотемов на одном сосуде — свидетельством существования объединяющего их племени или союза племен. Сам же сосуд, как и другие находки из жилища № 2 в Сяошань, мог принадлежать вождю — главе такого союза, будучи его главным атрибутом [Чжу Тинпин, 1990, с. 363 — 364]. Любопытно также заключение Чжу Тинпина, что Сяошань — это самое позднее из известных поселений культуры Чжаобаогоу [Чжу Тинпин, 1990, с. 364].

Видимо, оживленное обсуждение сяошаньской находки в китайской археологической периодике стимулировало публикацию и других памятников культуры Чжаобаогоу. В частности, Шао Готянь издал материалы, собранные в результате разведки, проведенной весной 1983 г. на стоянке Наньтайди в аймаке Аохань автономного района Внутренняя Монголия [Шао Готянь, 1991, с. 2 — 10]. Там в жилище 3546F1, расположенном выше всех других по склону, почти на вершине холма, и потому развеянном ветром до уровня пола, было обнаружено четыре сосуда цзунь с зооморфными изображениями. Все эти сосуды конструктивно похожи на изделие из Сяошань, хотя и несколько отличаются от него и друг от друга по контуру профиля (рис.1: 2 — 5).На каждом из четырех сосудов Наньтайди резьбой нанесено по два существа с оленьей головой, извивающимся змееподобным туловищем, заканчивающимся рыбьим хвостом, и с крыльями. Поверхность орнаментального пояса поделена между каждой парой оленей-драконов не поровну, в чем также можно усмотреть сходство с Сяошань. Кстати, сам термин «дракон с оленьей головой» ввел Шао Готянь, после долгого обсуждения, можно ли называть этих существ «цилинями с оленьей головой» [Шао Готянь, 1991, с. 8 — 9]. Он же отметил, что жилища на стоянке Наньтайди (видимые на поверхности земли как зольные пятна) расположены ярусами по склону холма, не перекрывая друг друга, по 7 — 8 домов в ряду. Находящееся выше других жилище 3546F1 с орнаментированными сосудами должно было принадлежать вождю родов данной общины, или являться местом, используемым всем коллективом для религиозных церемоний, т.е. храмом [Шао Готянь, 1991, с. 10].

Сходную с Наньтайди планиграфию имела и эпонимная для культуры Чжаобаогоу стоянка, расположенная тоже в аймаке Аохань автономного района Внутренняя Монголия (рис. 2: 1). Открыта она была еще в 1982 г., раскопки там проводились летом 1986 г., но монографически изданы их результаты оказались лишь свыше 10 лет спустя [Аохань Чжаобаогоу, 1997]. На поверхности стоянки Чжаобаогоу прослежено не менее 89 зольных пятен (т.е. остатков жилищ), расположенных в 9 рядов по склону холма, но раскопано из них только 17. И лишь в одном из жилищ, F6 (рис.2: 2) был обнаружен один-единственный сосуд цзунь с зооморфным орнаментом. И это несмотря на то, что, по неполным подсчетам, керамическая коллекция из Чжаобаогоу насчитывает 1182 предмета (из них опубликовано 366) [Аохань Чжаобаогоу, 1997, с. 129]. На сосуде из жилища F6 представлено драконоподобное существо со вполне змеиной головой, но при этом снабженной остроконечным «оленьим» ухом и неким рудиментом ветвистых рогов на макушке (рис.1: 6, 7). Кроме того, раскопки в Чжаобаогоу подтвердили, что стоянка Сяошань является самым поздним из известных памятников культуры Чжаобаогоу и соответствует по времени позднему периоду типа Баньпо культуры Яншао с Центральной равнины [Аохань Чжаобаогоу, 1997, с. 216].

Итак, культура Чжаобаогоу дала целую серию сосудов с орнаментальными фризами, составленными из оленеподобных существ-драконов. Не их ли длинные гибкие туловища породили впоследствии невероятно вытянутые фигуры оленей монголо-забайкальского стиля? Что касается художественной резьбы по камню, то она широко представлена в сменившей Чжаобаогоу (а отчасти и синхронной ей) культуре Хуншань. Есть в Хуншань и настоящая антропоморфная скульптура, исполненная как в глине, так и в камне [Алкин, 1987, с. 32 — 33]. Впрочем, каменные статуи, кажется, появляются еще в предшествующей Чжаобаогоу культуре Синлунва.

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 02-01-00400.

Список литературы

Алкин С.В. Неолит Южной Маньчжурии. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Новосибирск: Полиграфический участок издательского отдела Института катализа им. Г.К.Борескова СО РАН, 2002. — 18 с.

Алкин С.В. Палеометалл Дальнего Востока (материалы к изучению истоков духовной культуры) // Известия СО АН СССР. Серия истории, филологии и философии. — 1987. — № 10. — Выпуск 2.- С.29-33.

Аохань Чжаобаогоу — синьшици шидай цзюйлоу [Неолитическое поселение Чжаобаогоу в аймаке Аохань]. — Пекин: Изд-во Чжунго дабайкэцюаньшу, 1997. — 248 с., XCVI л. илл. (На кит. яз.).

Бобров В.В. К проблеме вертикально установленных объектов в погребениях эпохи бронзы Сибири и Казахстана // Северная Евразия от древности до средневековья (тезисы конференции к 90-летию со дня рождения М.П.Грязнова). — С.-Пб.: ИИМК РАН, 1992. — С.54-57.

Варенов А.В. Древнейшее изображение в скифо-сибирском зверином стиле? // Проблемы археологии скифо-сибирского мира (социальная структура и общественные отношения). Тезисы Всесоюзной археологической конференции. — Ч.II. — Кемерово, Кемеровский государственный университет,1989. — С.115-117.

Варенов А.В. Южно-сибирские культуры эпохи ранней и поздней бронзы в Восточном Туркестане // Гуманитарные науки в Сибири. — 1998. — № 3. — С.60-72.

Грязнов М.П. О монументальном искусстве на заре скифо-сибирских культур в степной Азии // АС ГЭ. — Выпуск 25. — Л.: «Искусство» ЛО,1984. — С.76-82.

Килуновская М.Е., Семенов Вл.А. Оленный камень — изобразительная и мифологическая структура // Современные проблемы изучения петроглифов. — Кемерово: Кемеровский государственный университет, 1993. — С.88-103.

Королькова Е.Ф. Ритуальная посуда кочевников // Золотые олени Евразии. Каталог выставки. — С.-Пб.: АО «Славия», 2001. — С.48-51.

Савинов Д.Г. Оленные камни в культуре кочевников Евразии. — СПб.: Изд-во СПбГУ ,1994. — 208 с.

Цзинь Цзягуан. По следам тотемов первобытных племен, изобразивших птицу и животных на керамике из Сяошань — с параллельным обсуждением происхождения китайского дракона // Ляохай вэньу сюэкань. — 1991. — № 2 (12). — С.63-71. (На кит. яз.).

Цзя Хунъэнь. Нефритовый дракон, найденный в деревне Саньсинтала аймака Вэннютэци во Внутренней Монголии // Вэньу. — 1984. — № 6. — С.6,10. (На кит. яз.).

Чжу Тинпин. Анализ сосуда типа цзунь из Сяошань с «узором птицы и зверей» // Каогу. — 1990. — № 4. — С.360-365. (На кит. яз.).

Шао Готянь. Разведка стоянки Наньтайди культуры Чжаобаогоу в аймаке Аохань // Нэймэнгу вэньу каогу. — 1991. — № 1 (5). — С.2-10. (На кит. яз.).

Ян Ху, Чжу Тинпин. Стоянка Сяошань из аймака Аохань во Внутренней Монголии // Каогу. — 1987. — № 6. — С.481-506. (На кит. яз.).