Dragon's Nest – сайт о драконах и для драконов

Dragon's Nest - главная страница
Гнездо драконов — сайт о драконах и для драконов

 

«Дракон, которого иногда видят в небе китайцы, — он же не просто выдумка.
Это не мифология. Это реальность, которую видят даже дети…»
Тензин Вангъял Ринпоче «Чудеса естественного ума»

Потерпевший кораблекрушение

Сказал сопровождающий лучший1: «Да будет благополучно сердце твое, о князь. Вот достигли мы родных берегов; схвачена колотушка, вбит причальный столб, передний канат отдан на землю; воздаются хвалы, прославляют бога; каждый обнимает товарища своего; команда наша пришла невредимой — нет потерь в войске нашем.

Достигли мы границ конечных Вават, миновали мы Сен-мут. Вот же мы, пришли мы в мире на землю нашу, достигли мы ее. Слушай же меня, о князь. Я свободен от преувеличения. Умойся, омой водой пальцы твои. Тогда ответишь ты, когда спросят тебя, скажешь ты царю — сердце твое в руке твоей. Ответишь ты без запинки — уста человека, спасают они его;2 речь его, (что) рука его, (ибо) закрывает она лицо. (Однако) поступай по разумению своему,3 утомление это — говорить тебе4. Расскажу же я тебе в соответствии со случившимся со мной самим.

Отправился я к руднику царя, спустился я в море5 на корабле: 120 локтей в длину его, 40 локтей в ширину его. 120 гребцов на нем, избранных Египта. Видели они небо, видели они землю, храбрее сердца их, чем у львов. Предсказали они бурю прежде, чем пришла непогода, до того, как случилась она.

Буря вышла, (когда) мы были в море, до того, как коснулись мы земли. Поднялся ветер, сделал он удвоение волны там в восемь локтей. Вот бревно. Ухватился я за него. Начал корабль погибать. Из тех, кто был на нем, не стало ни одного. (А) я был отнесен к острову6 волной моря. Провел я три дня в одиночестве7, (только) сердце мое было в качестве сотоварища моего. Спал я в кроне дерева,8 обнимал я тень9. Пошел я узнать, что можно съесть.10 Нашел я инжир, виноград там, лук всякий, плоды кау там вместе с некут, огурцы, подобные возделанным, рыбы там вместе с птицами, — нет того, чего не было бы на нем.11 Потерпевший кораблекрушение

Насытился я (и) положил на землю (то) многое, что было в руках моих. Взял я огниво, разжег я огонь, принес я огненную жертву богам. Тогда услышал я раскаты грома. Подумал я — это волны моря. Ломались деревья, земля дрожала. Открыл я лицо мое (и) увидел я — Змей12 это.

И вот он шел — в нем 30 локтей в длину, борода его, больше она, чем два локтя, тело его покрыто золотом, брови его из лазурита настоящего.13 Извивался он, (двигаясь) вперед.

Открыл он рот свой ко мне, я же на животе моем перед ним. Сказал он мне: «Кто принес тебя, малый, кто принес тебя? Если промедлишь ты с ответом мне, кто принес тебя на остров этот, сделаю я так, что будешь ты пеплом, исчезнешь ты.14 — «Говоришь ты мне, (но) не слышу я этого в твоем присутствии. Не знаю я себя (от страха).

Тогда взял он меня в рот свой (и) потащил он меня к месту отдохновения своего.15 Положил он меня без повреждений. Был я цел (и) невредим16. Открыл он рот свой ко мне — я же на животе моем перед ним. Тогда сказал он мне: «Кто принес тебя, кто принес тебя, малый, кто принес тебя к острову этому в море, берега которого в волнах?» Тогда ответил я ему это — руки мои согнуты в благоговейном жесте перед ним.

Сказал я ему: «Спустился я к руднику по поручению царя на корабле, у которого 120 локтей в длину, 40 локтей в ширину, гребцов 120 на нем, избранных Египта. Видели они небо, видели они землю. Храбрее сердца их, чем у львов. Предсказали они непогоду прежде, чем пришла буря, до того, как случилась она. Каждый там — храбро сердце его. Сильнее рука его более, чем у товарища его. Не было нерадивых среди них. Буря вышла, (когда) мы были в море, до того, как коснулись мы земли. Поднялся ветер, сделал он удвоение волны в восемь локтей. Вот бревно. Ухватился я за него. Стал корабль погибать. Из тех, кто был на нем, не осталось ни одного, кроме меня. И вот я перед тобой. Принесло меня к острову этому волной моря».

Сказал тогда он мне: «Не бойся, не бойся, малый, не прячь лицо твое. Достиг ты меня. Вот бог, дал он жизнь тебе, принес он тебя к острову этому Ка17. Не существует того, чего не было бы внутри его. Наполнен он вещами всякими прекрасными. Вот проведешь ты месяц за месяцем — всего четыре месяца18 — на острове этом, (и) придет корабль от родных берегов. Команда там, знакомая тебе. Отправишься ты с ними к родным берегам. Умрешь ты в городе своем. Сколь радостно рассказывать об испытании, (когда) прошло все печальное. Расскажу же я тебе нечто подобное, случившееся на острове этом.

Был я на нем вместе с соплеменниками (и) детьми (т. е. взрослыми и малыми), был среди них.19 Было нас 75 змей — детей с братьями и сестрами моими. Не напомнил я тебе о дочери меньшой, принесенной мне судьбой. Тогда звезда упала20. Стали они огнем в руке ее. Случилось же, (что) не было меня вместе (с ними), (когда) сгорели они, не было меня среди них. Тогда умер я душой из-за них, (когда) нашел я их в виде трупа единого. Если силен ты (и) крепко сердце твое, наполнишь ты объятия твои детьми твоими, поцелуешь ты жену свою, увидишь ты дом свой — прекрасно это более, чем все. Достигнешь ты родных берегов, будешь ты там среди соотечественников твоих, да будешь ты».

Распростерся я на животе моем, прикоснулся я к земле перед ним. Сказал же я ему: «Поведаю я о могуществе твоем царю, чтобы узнал, он о величии твоем, сделаю я, (что) принесут тебе иби, хекену, иуднеб, хесаит21, ладан для храма — удовлетворит он бога всякого в нем. Расскажу я обо всем случившемся со мной, об увиденном мной могуществе твоем. Будут поклоняться тебе в городе перед Высшим Советом земли всей. Зарежу я для тебя быков для огненной жертвы, совершу я жертвоприношение для тебя птицами. Распоряжусь я, чтобы доставили для тебя корабли, груженые ценностями всякими Египта, как подобает делать это для бога, любящего людей, из страны далекой, (о которой) не знают люди».

Тогда засмеялся он надо мной,22 над тем, (что) сказал я глупость в понимании его. Сказал он мне: «Не много у тебя мирры, то, что есть, — это ладан. Я же повелитель Пунта, (и) мирра в нем принадлежит мне. Что же касается хекену, (о котором) ты сказал, что будет принесен мне, то много места для него на острове этом. Случится же (следующее): покинешь ты место это. Никогда не увидишь ты остров этот — станет он волной».

Корабль тот пришел, как и предсказал он перед (этим). Отправился я, влез на высокое дерево и узнал тех, которые на нем. Тогда отправился я сообщить об этом, (но) понял я, что он уже знает это. Тогда сказал он мне: «Да будешь ты здрав, да будешь ты здрав, малый, в доме твоем. Да увидишь ты детей своих. Сделай имя мое прекрасным в городе твоем — вот это надлежит сделать тебе».23 Тогда пал я на живот мой. Руки мои согнуты в благоговейном жесте перед ним. Дал он мне груз: мирру, хекену, иуцнеб, хесаит, тишелс24, шаасех, черную краску для глаз, хвосты жирафов, большой слиток ладана, бивни слона, охотничьих собак, обезьян гемуф, обезьян киу, — ценности разные прекрасные. Тогда погрузил я это на корабль этот, (и) пал я на живот мой, чтобы восхвалить бога за него.

Тогда сказал он мне: «Вот приблизишься ты к родным берегам через два месяца, наполнишь ты объятия твои детьми твоими, воскреснешь ты в гробнице твоей».25 Тогда спустился я к берегу вблизи корабля этого, поднял я лицо (и) призвал воинов, находившихся на корабле этом. Воздал я хвалы на берегу владыке острова этого. Те, кто на нем, сделали подобное же. Плавание это совершили на север, к резиденции царя. Приблизились мы к родным берегам через два месяца, в соответствии со сказанным им. И пошел я к царю. Вот пришел я к нему (и) принес дары эти, доставленные с острова этого. Восхвалил он бога за меня перед Высшим Советом земли всей. Наградил он меня титулом «сопровождающий», получил я людей его26.

Посмотри на меня после того, как прикоснулся я к земле, после того, как увидел я испытания. Послушай же меня, (ибо) прекрасно слушать людей. Тогда сказал он мне: «Не преувеличивай, друг мой. Кто дает воду на рассвете птице, которую зарежут утром?» Пришел он (свиток) от начала своего к концу своему, подобно найденному в писании, писца превосходного пальцами его, Имени, сына Именаа. Да будет он жив, благ, здрав.


ПРИМЕЧАНИЯ

Обнаруженный в 1881 г. В.С. Голенищевым в фондах Эрмитажа папирус №1115, которому он дал название «Потерпевший кораблекрушение», был впервые издан и переведен ученым [RT, 1906, т. 23, с. 1-40; W. S. Golenischeff. Les раруrus hieratiques № 1115, 1116 А, 1116 В de 1'Ermitage imperial de St. Petersbourg. — SPb., 1913]

Этот текст неоднократно привлекал к себе внимание западноевропейских исследователей, предложивших свои переводы этой сказки [A. Erman. Die Geschichte des Schiffebruchigen. // ZAS. Bd. 43. B.-Lpz., 1906. — S. 1-26; A. Gardiner. Notes on the tale of shipwrecked sailor. // ZAS. Bd.45. — B.-Lpz., 1909. — S. 60-66; К. Sethe Bemerkungen zur Geschichte des Schriffsbmhigen. // ZAS. Bd. 44. B.-Lpz., 1907-1908. — S. 80-87], переводился он и на русcкий язык В.С. Голенищевым [Вестник Европы.— СПб., 1883, февраль], Ю.П. Францовым [Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. № 10. — Л., 1929. — С. 817-837], И.С. Кацнельсоном [Сказки и повести Древнего Египта. — М., 1956. — С. 15-21), Е.Н. Максимовым [Папирус № 1115 из собрания Государственного Эрмитажа. Перевод и некоторые замечания. // Древний Египет и Древняя Африка. — М., 19б7. — С. 94-106], М.А. Коростовцевым [Поэзия и проза Древнего Востока. // Библиотека всемирной литературы. Сер. 1. Т 1.— С. 33-38], И.Г. Лившицем [Сказки и повести Древнего Египта. — Л., 1979. — С. 30-36, комментарии на с. 198-202].

И.В. Лившиц вслед за Ю.П. Францовым полагал более подходящим для этого текста название «Змеиный остров», поскольку основное содержание связано не столько с мотивом кораблекрушения, сколько с рассказом Змея о самом острове. Композиционно повествование включает в себя оба сюжета (точнее, сюжет в сюжете), но с точки зрения историко-культурного анализа текста основным его субъектом все же является история потерпевшего кораблекрушение, при этом место действия — Змеиный остров — расшифровывает семантику повествования в целом. Поэтому традиционное название этого папируса — «Потерпевший кораблекрушение» — более соответствует его содержанию, в котором отразились религиозно-мифологические представления древнего Египта.

Жанровая принадлежность этого произведения к сказкам, а точнее, к категории волшебных сказок, не может вызывать сомнений. И все же эта сказка характеризуется архаичностью — ее генетическая связь с мифопоэтическим творчеством совершенно прозрачна. В ней отразились и космогонические мифы, и переходные обряды, и представления о загробном мире и суде в нем над душами умерших, детально изложенные в религиозных текстах, и образ Змея, участвующего во всех этих стадиально и сущностно различных сюжетах и действиях, соответственно им изменяющийся исторически. Вместе с тем связь сказки с мифами носит опосредованный характер. Вопросам о сходстве и различии сказки и мифа посвящена огромная литература. Приведем лишь высказывание крупного отечественного исследователя в области литературоведения и фольклористики Е.М. Мелетинского. Отмечая трудности в различении мифа и сказки, в качестве критерия их дифференциации он выделяет оппозиции: сакральность/несакральность и строгая достоверность/нестрогая достоверность при полном отсутствии структурных различий. «Собственно сказочная семантика, — пишет Е.М. Мелетинский, — может быть интерпретирована только исходя из мифологических истоков. Это та же мифологическая семантика, но с гегемонией "социального" кода; в частности, важнейшая оппозиция высокий/низкий имеет в сказке не космический, а социальный смысл» [Мелетинский, 1976, с. 262].

Волшебные сказки включают в себя мотив добывания у хтонического существа каких-то диковинных вещей — мотив, восходящий к мифам о культурном герое и демиурге и к посвятительным обрядам. Проблема сказки и обряда детально разработана признанным авторитетом в области фольклористики В. Я. Проппом. Подчеркивая различия мифа и сказки, основанные не на форме, а на социальной функции, он отмечал, что явная связь сказки и религии подмечена давно, но это связь не с религией вообще, а с конкретными ее проявлениями, например, с представлениями, сопряженными с объяснением мира, или действиями с целью воздействовать на природу, подчинить ее. Такие действия есть обряды и обычаи — понятия неразделяемые, но имеющие определенную самостоятельность, ибо обычай обставляется обрядами. И сказка сохранила много обычаев и обрядов. Но между сказкой и обрядом имеются различные формы отношений — редко прямое соответствие, чаще же сказка переосмысливает обряд: изменения в жизни влекут за собой изменения мотива [Пропп,1946, с. 11-16]. Эти теоретические выводы, обоснованные примерами из различных культурных традиций, в том числе и из египетской, применимы и при анализе сказки о потерпевшем кораблекрушение, где прослеживается мотив посвятительного обряда при переходе героя сказки в иной, более высокий социальный статус — он становится Smsjw — «сопровождающим». Конечно, эта сказка не отвечает на вопрос о том, существовал ли в действительности подобный переходный обряд, но отзвуки его в сказке как будто налицо. В ней переосмыслены элементы мифа и обряда, превратившиеся в художественные подробности. Присуждение герою сказки этого высокого титула происходит за службу царю, для которого он привез ценные вещи (для мифа и обряда важно то, что испытание выдержано), а это сближает сюжет сказки с биографиями вельмож, которыми так богато особенно Среднее царство, с жанром, отражающим вполне реальные события и заслуги награжденных за благие дела, в том числе за экспедиции в экзотические страны, обобщенный образ которых и есть страна Пунт, о чем справедливо говорил Е. Н. Максимов [Максимов, 1967, с. 104-106]. Хотя, разумеется, легендарные обобщения происходили на вполне реальной почве: плавания по Красному морю к побережью Восточной Африки (а может быть, в Счастливую Аравию), где произрастали ладаноносные деревья и пр., осуществлялись египетскими мореплавателями в эпоху Среднего царства и ранее. На этом примере хорошо видно, как одни и те же события становились, так сказать, пищей для мифопоэтического творчества, с одной стороны, и реалистических повествований — во множестве, видимо, известных из устных рассказов очевидцев — с другой. Повествование о потерпевшем кораблекрушение предвосхитило (по крайней мере, в хронологическом смысле) «Одиссею» и «Синдбада-морехода», отличаясь от них ординарностью сюжета, и в этом также архаизм этой сказки.

Говоря о семантике сюжета в плане «подстилающего» сказку мифа, можно отметить, что здесь Пунт — это загробный мир, исчезающий в волнах моря, остров блаженных, находящийся в стране богов, на востоке, и повелитель этого острова Ка — Змей, наедине с которым остается потерпевший кораблекрушение, в обряде — испытуемый.

1. По мнению О.Д. Берлева, социальный статус этого безымянного сопровождающего был высок, ибо он принадлежал к категории Smsjw nj hki — «сопровождающих правителя». Если это так, то, как пишет исследователь, появляется важное свидетельство датировки этой сказки, поскольку соответствующий титул появляется не раньше правления царя Сенусерта III [Берлев, 1978, с. 215-217].

2. См. примеч. 14.

3. Букв.: «делай ты по содержанию сердца твоего». А. Гардинер слово ib переводит не только как «сердце», но также как «желание», «место ума»; в Большом немецком словаре дается| перевод: «место мыслей, ощущений, желаний» [Wb 1, 1931, с. 59]. Таким образом, в представлениях древних египтян сердце символизировало понятия чувств и сознания, см. также [Коростовцев, 1976, с. 194].

4. По-видимому, здесь оттенок смысла, близкий переведенному М. А. Коростовцевым «уговаривать».

5. С этих слов, собственно, и начинается сказочная часть повествования, ибо какой царский рудник находился за пределами Египта, куда герой сказки спускался по Красному морю в течение двух месяцев?

6. Букв.: «я был дан к острову». Ни в одной религии нет однозначного представления о местонахождении загробного мира, мира мертвых, духов и богов. Зачастую он помещается на далеком острове, окруженном водами моря. Нет сомненения, что этот образ рожден космогоническими мифами. Согласно древнейшей гелиопольской версии, отраженной в религиозных текстах, из первоначального хаоса — океана Нуна - появился Атум — первобытный холм. Отсюда и остров мертвых охраняемый огромным змеем, перекочевавшим из мифа в сказку. На этот остров мертвых и попадает герой сказки — инициируемый обряда, который проходит испытание в загробном мире, ибо сам обряд предполагал возрождение в новом статусе (качестве) через ритуальную смерть.

7. Одиночество как необходимый компонент обряда [Мифы, 1980, с. 544].

8. Сидение на дереве метафорично нахождению в мире богов, к которым присоединяется умерший, ибо в вертикальном членении мира крона мирового древа, стоящего в середине мира, соответствует небу. Изобразительные египетские тексты достаточно часто «иллюстрируют» такие представления, когда душа-ба в образе птицы с головой человека восседает на ветке дерева.

9. Здесь «тень» как одно из проявлений человеческой сущности, см. [Коростовцев, 1976, с. 194].

10. Букв.: «протянул я ноги мои к знанию, (чтобы) дать в рот мой".

11. Изобильность — неотъемлемое качество островов блаженных во всех культурных традициях, в том числе и египетской.

12. Как писал В. Я. Пропп, змей не поддается какому-то единому объяснению [Пропп, 1946, с. 238]. То же относится и к образу змея в египетских представлениях, ибо он связан со всеми основополагающими космическими стихиями: первобытными водами (небесными, морскими, речными, озерными; он хранитель источников), огнем (солнцем; будучи по природе поглотителем, он Апоп — извечный враг Ра), землей (как существо хтоническое, он связан с плодородием, он хранитель богатств, страж преисподней (собаки-змеи у огненного озера «Книги мертвых"), он опоясывает землю своим телом, отделив ее от первобытных вод (Са-та). В сказках змей — хозяин сокровищ, которые добывает герой, — мотив, рожденный мифом, где добыванию предшествует испытание; это соответствует мотиву обряда инициации, при котором испытуемый должен обладать определенными магическими знаниями, таящимися в ответах его.

13. Это описание перекликается с внешним обликом змея из главы 108 «Книги мертвых», где он также 30 локтей в длину, а тело его покрыто блестящими металлическими пластинками. Живет он на холме, и умершему Осирису-Ну он не страшен, так как тому известно его имя — «Обитатель в своем огне».

14. Потерпевший кораблекрушение должен держать ответ; подобно тому как делает это правогласный в загробном мире перед богами, снабженный свитком «Книги мертвых». «Если промедлишь ты с ответом», — говорит Змей, то есть если не скажет правогласный слов оправдания («уста человека, спасают они его» — эта фраза имеет то же значение. См. примеч. 2), то уничтожат его собаки-змеи, спалят его, превратят в пепел. Этим же устрашает героя сказки Змей.

15. Анализируя мотив проглатывания и выплевывания, изрыгания змеем героя в сказках, В. Я. Пропп усматривает непосредственную его связь с обрядом посвящения, наделения героя магическими знаниями, колдовской силой [Пропп, 1946, с. 212]. Быть проглоченным было первым условием приобщения к иному царству. Но то, что некогда способствовало этому, превращается в свою противоположность, в препятствие, которое нужно одолеть для того, чтобы попасть в это царство. Поглощения уже не происходит, оно только угрожает. Это последний этап развития подобного представления, и этот этап также отражен сказкой [там же, с. 244]. Так и в сказке о потерпевшем кораблекрушение Змей только взял героя и рот и потащил к месту своего отдожновения, то есть в логово (этот мотив также проанализирован В. Я. Проппом [Пропп, 1946, с. 208]).

16. Букв.: «не вытянуто во мне».

17. Согласно древнеегипетским религиозным представлениям, восходящим к архаическим анимистическим верованиям, боги, люди и даже наделенные сакральным значением предметы, природные и рукотворные, обладали несколькими сущностями: ка, ба, ax, которые с очень большой натяжкой можно назвать душами. Ка, иначе говоря двойник или жизненная сила. определяющая судьбу человека, сопровождала его от рождения до физической смерти, но даже после нее не исчезала, поскольку считалась бессмертной. Вместилищем ка служила статуя умершего в гробнице. В контексте данной сказки, где «душа»-ка относится к именованию острова, в смысловом отношении более подходящим представляется одно из значений этого древнеегипетского слова — «судьба». Она и открывается перед потерпевшим кораблекрушение, выброшенным волной на этот таинственный остров, символизирующий потусторонний мир, где и определяются судьбы людей.

18. В этих словах заключено указание на длительность инициации — четыре месяца, когда герой сказки — испытуемый — должен оставаться один на один со Змеем на острове Ка.

19. Букв.: «в середине их». В мифологическом сознании большую роль играют понятия «середина», «центр», «симметрия».

20. Букв.: «спустилась». Мотив уникальный не только для египетской традиции мифотворчества, но и для других, в том числе африканской и ближневосточной. Быть может, это событие как бы очерчивает финал мифической эпохи, сакрального, изначального времени, когда обитало племя змей. С точки зрения объяснительных функций мифа прослеживается связь Змея-хозяина острова с огнем и солярными представлениями. С точки зрения обряда эта история соотносится с магическими знаниями.

21. Е. Н. Максимов переводит это слово как «корица» [Максимов, 1967, с. 98].

22. В сказке смех Змея мотивирован неуместностью слов потерпевшего кораблекрушение. В мифе Змей играет роль жизнедателя. Момент выхода героя из поглотителя сопровждается смехом, что соответствует моменту его символического рождения в обряде. Смеется в мифах не только герой (испытуемый в обряде), но и божества, создающие и рождающие. Смех связан с представлениями о рождении и возрождении после выхода из преисподней, это магическое средство вокрешения [Пропп, 1976, с. 184 след.]. В сказке о потерпевшем кораблекрушение смех Змея предвосхищает одаривание героя «ценностями разными прекрасными» и благоприятными пророчествами-заклинаниями.

23. Здесь просматривается религиозный мотив обмена с богом Htp di nsw.

24. Е. Н. Максимов переводит: «благовонный тростник тишепс» [Максимов, 1967, с. 98].

25. В соответствии с религиозными представлениями египтян, детально изложенными в «Книге мертвых», о гарантированности вечной жизни.

26. О. Д. Берлев вслед за А. Гардинером читает: «200 головами» челяди [Берлев, 1978, с. 216].



Перевод и комментарии Т.А. Шерковой. Художник С.Ю. Гордеева.

© Т.А. Шеркова, 1998— 2003
© Центр египтологогических исследований РАН, 2001— 2003
© Издательство «Алетейа», 1998— 2003